Читать книгу - "Мистификатор, шпионка и тот, кто делал бомбу - Алекс Капю"

На привале, сидя в тишине, они слышали трещотки по-осеннему усталых гремучников, которые искали укромное место для зимней спячки. А дойдя до конца каньона, где Фрихолз впадала в Рио-Гранде, останавливались и благоговейно рассматривали красно-бурую реку, белые песчаные отмели и по-прежнему цветущие кактусы.

Должно быть, в один из первых ноябрьских дней 1943 года Феликс Блох зашел в кабинет Оппенгеймера и попросил разрешения уехать из Лос-Аламоса. О содержании их разговора ничего не известно, так как Феликс Блох до конца своих дней хранил молчание о времени, проведенном в Лос-Аламосе, – возможно, по соображениям секретности, к которой военное ведомство обязывало его и после войны. Во всей его архивной корреспонденции Лос-Аламос упомянут только один раз: в телеграмме армейского командующего, генерала Лесли Гроувза, который недвусмысленно предупреждал, что секретность и по окончании войны остается в силе. Вероятно, именно по этой причине Блох и в семье был немногословен. Дети и внуки не припоминают, чтобы он когда-нибудь говорил об этом, ну а публично он, как известно, высказался по этому поводу один-единственный раз.

Пятнадцатого августа 1968 года у себя в кабинете в Физическом институте Стэнфорда Блох сказал историку науки Чарльзу Вайнеру, что поехал в Лос-Аламос только из опасения, что немцы разработают бомбу раньше их. Но позднее, когда стало ясно, что, по всей вероятности, этого не случится, он уволился, чем весьма рассердил некоторых своих друзей, особенно Оппенгеймера.

В день отъезда Лоры и Феликса генерал Гроувз посетил их в доме Т-124 и напомнил об обязанности соблюдать секретность. Потом пришел сосед, Эдвард Теллер, и предложил отвезти их на своей машине до вокзала Лами. В минуту прощания, когда все вещи уже лежали в багажнике теллеровского автомобиля, а близнецы сидели на заднем сиденье, Оппенгеймер не появился. Когда же Феликс Блох пошел искать друга, найти его нигде в Лос-Аламосе не удалось.

Дорога до Лами заняла два с половиной часа. Говорили о конине, об Орсоне Уэллсе и о венгерском красном вине. Обсуждать было нечего. На вокзале коротко попрощались. Поезд скоро отправится, а Теллеру предстоял долгий обратный путь. Вечером он договорился сыграть с Оппенгеймером в покер.

* * *

После ареста, уже в тюрьме Регина-Цели, сотрудники тайной полиции Овра подвергли Лауру д’Ориано допросу. Судя по протоколу, она сначала отрицала всякую шпионскую деятельность и твердила, что в Италию приехала исключительно с намерением проведать в Риме мать, которую не видела несколько лет, а тайный переход через перевал Монженевр под чужим именем выбрала потому, что итальянские власти отказали ей во въездной визе.

Но затем, когда полицейские предъявили Лауре д’Ориано написанные ее рукой, проглаженные утюгом письма с тайными донесениями, она полностью созналась.

В начале апреля 1942 года ее перевели в туринскую следственную тюрьму, где снова подвергли допросам, а в декабре привезли обратно в Рим. В заключении она пробыла в общей сложности год и три недели. Как раз в это время державы оси оказались под растущим военным нажимом, поэтому внутри страны режим был вынужден демонстрировать силу.

Уголовный процесс против Лауры д’Ориано в римском трибунале начался в воскресенье 15 января 1943 года, в 08.30 утра, и в тот же день председатель суда Антонино Трингали Казануова огласил обвинительный вердикт. Лауру приговорили к смертной казни через расстрел.

Сразу после этого ее доставили на тюремном автомобиле в крепость Браветта на западной окраине Рима. Следующим утром в 06.15 в камеру пришел священник, которому она исповедалась. Тюремщик принес ей завтрак, накануне вечером она заказала кофе с молоком и бриошь. Потом Лауру д’Ориано вывели на плац. Командир расстрельного взвода огласил приговор. В 07.07 он был приведен в исполнение.

* * *

Внезапная смерть Эмиля Жильерона привела его семью к безденежью. Тетушки и свояченицы съехали, младших детей приютили крестные. На улице Скоуфа остались только первенец Альфред и его мать, которая по-прежнему писала виды Акрополя и пыталась их продать. Когда в конце октября 1940 года итальянские войска вторглись в Северную Грецию, Эрнесте, урожденной итальянке, пришлось уехать из Афин. Они с Альфредом перебрались в Италию и на первых порах устроились у родных в Неаполе; потом оба переехали в Рим, где Альфред выучился на камнереза и скульптора. Маловероятно, хотя и не исключено, что, сам того не зная, он пересекался там с Лаурой д’Ориано, когда на Рождество 1941 года та навещала в Риме свою мать.

В 1945-м, когда Эрнеста и Альфред Жильерон вернулись в Афины, их дом на улице Скоуфа был битком набит разноязыкими военными беженцами; им пришлось постепенно отвоевывать комнаты одну за другой. После войны Альфред продолжил семейную традицию, изготовляя минойские копии для платежеспособных туристов. Но сотрудничество с Вюртембергским метизным заводом он восстановить не смог, так как в войну все формы на заводе пропали. В 1956-м он женился на латышке по фамилии Розентретер, под новый 1959 год родился его единственный сын, которого он в честь отца и деда назвал Эмилем. В середине 1960-х на улице Скоуфа выросли современные железобетонные высотки, вскоре заслонившие красивую панораму Акрополя. Поэтому Альфред Жильерон снес старую виллу и построил современный многоквартирный дом в шесть этажей, а два верхних этажа занял сам со своей семьей. Его сын, Эмиль-третий, стал химиком. Вместе с матерью он по-прежнему живет на улице Скоуфа. Квартира богато украшена работами отца, деда и прадеда, а в салоне висит красивое полотно кисти его бабушки Эрнесты, изображающее Акрополь на утренней заре.

* * *

Феликс Блох после отъезда из Лос-Аламоса занимался радарным проектом Гарвардского университета в Кембридже, и этот проект внес решающий вклад в победу союзников над державами оси. В 1945-м он вернулся в Стэнфорд и снова занялся преподаванием. В исследовательской работе он опять сосредоточился на магнетизме нейтрона. За открытие ядерной индукции, нового способа измерения магнитного момента атомных ядер, он в 1952 году получил Нобелевскую премию по физике. В 1954–1955 годах он руководил Европейским центром ядерных исследований ЦЕРН в Женеве.

Ядерная индукция стала прямым путем к магниторезонансной томографии, которая в последние десятилетия ХХ века совершила переворот в медицинской диагностике. Поэтому без преувеличения можно сказать, что дело жизни Феликса Блоха спасло жизнь куда большему числу людей, чем могла убить атомная бомба.

* * *

В истории Королевства Италия Лаура д’Ориано – единственная женщина, приговоренная к смерти и казненная. Она была похоронена в безымянной могиле, которую ее отец Поликарпо разыскал после войны. Он перезахоронил дочь на римском кладбище Верано, где покоятся также Джузеппе Гарибальди, Наталия Гинзбург[64]и Серджо Леоне[65]. А когда он сам скончался 8 июня 1962 года, его похоронили рядом с Лаурой.