Читать книгу - "Девушка с Рублевки - Наталья Баклина"

– Ну рассказывай, что тут у вас происходит?

– Двойки в четверти у нас происходят, по истории и русскому языку с литературой, – огорченно махнула рукой мама.

– С чего вдруг? – опустила я ложку.

– Да конфликт у него с учителями, весь дневник ему замечаниями исписали. Придет – поглядишь.

Я кивнула. Что же такое с моим ребенком? Уж в чем в чем, а в этом судьба была ко мне благосклонна: Никитка всегда учился легко. Мне даже в начальных классах не пришлось стоять у сына над душой и вдалбливать в него школьные знания. Впрочем, эту обязанность взял на себя мой папа. Не в смысле вдалбливать, а в смысле организовать игру, в которой буквы гуляли по строчкам, взявшись за руки, из палочек и крючочков получались симпатичные дорожки и заборчики, а цифры превращались в нарисованные яблоки, вагоны и даже в Бармалея с его компанией.

Меня папа примерно так же приобщал к домашним заданиям, рисуя и играя. И однажды я заигралась уже в школе, превратив кривоватую заглавную букву «О» в пирата. Ну очень она его напоминала, особенно если глаза и зубы дорисовать. Я и дорисовала, правда, бледно-бледно, чтобы учительнице было понятно, что изначально это все-таки буква «О»! Учительница не поняла, влепила мне «пару», и я пришла домой обескураженная первой в своей жизни двойкой. Мама меня тогда начала стыдить: «Что же ты двойки из школы носишь?!», но папа ее остановил: «Ну принесла и принесла, с каждым случается». А потом мы с ним договорились, что в буквы и цифры мы играем дома, а учительнице, раз она играть не хочет, будем писать просто буквы и рисовать просто цифры, ладно уж!

Так я и проучилась, играючи, до восьмого класса. А потом у меня случился переходный возраст, и все, что в моей жизни тогда происходило, я воспринимала очень серьезно, включая и учебу, и оценки, и отношение ко мне одноклассников и учителей. Пятерки не исчезли, но приобрели оттенок выстраданности. Да и предметы становились все более абстрактными, чтобы с ними можно было играть. Одна история СССР с ее бесконечными съездами коммунистов-большевиков, о которых надо было помнить все, включая даты проведения и исторические решения, поддавалась только тупому зазубриванию. А разбор в сочинениях «лишних людей» поначалу вызывал ожесточенное несогласие с «официальной линией», выдвигаемой нашей «русичкой» Линой Михайловной. И я даже схлопотала «пару» за своевольность и инакомыслие. А потом на меня снизошел полный пофигизм, и я принялась за элементарное передирание цитат из критической литературы. Так что в старших классах игры закончились, но хорошие оценки – нет. Я просто научилась приспосабливаться.

А Никитка, получается, не приспособился. До сих пор ведь учился без проблем, в третьей четверти вон ни одной тройки не было. А теперь, к концу года, вдруг «пары» посыпались. Может, оттого, что я уехала?

– Разленился без родительского глаза, – подтвердила мои мысли мама. – Расскажи хоть, как ты там?

– Я же звонила на прошлой неделе, рассказывала.

– Так это на прошлой неделе было, за неделю много чего случиться могло, – проницательно сказала мама.

Конечно, мамочка, могло. И случилось. Только я тебе пока рассказывать не буду. Не сообщила же, что замуж собиралась, теперь не придется объяснять, почему раздумала.

– Шеф мой выздоравливает, к концу недели выписать должны. Я у него дни в счет отпуска выпросила, чтобы к вам приехать. Обратный поезд в пятницу вечером.

Мама кивнула с непонятным выражением на лице: то ли облегчения, то ли огорчения.

– А я сижу, гадаю, совсем вернулась или как. А спросить боюсь.

– Почему боишься? – удивилась я.

– Да так. До сих пор не могу понять, хорошо это или плохо, что ты из дома уехала. Уговариваю себя, уговариваю, что в большом городе тебе проще работу найти и личную жизнь устроить, глядишь, повезет. Да и деньги там совсем другие, вон сколько ты нам сюда высылаешь. Когда со своим кобелем бизнесом занималась, мы столько денег не видели. Но как посмотрю новости по телевизору на то, что там в вашей Москве делается, всю ночь не сплю, за тебя боюсь. Может быть, зря боюсь? Вон с февраля не виделись, а выглядишь ты сейчас совсем по-другому, красивее стала, увереннее. На пользу тебе столичная жизнь.

– Мамуля, поменьше верь тому, что рассказывают в новостях. Чайку нальешь? У меня с собой «Бабаевские» конфеты есть, достань в сумке.

Мама вернулась с коробкой конфет. Я сорвала пленку, открыла крышку, посмотрела на теснившиеся внутри шоколадные полусферы и придвинула матери.

– А они разные? – зависла она над коробкой.

– Не знаю. Кажется, все одинаковые. Кстати, о телевидении. Меня, между прочим, для передачи снимали. «Образ бабочки» называется.

– Правда? А про что передача? – вдруг насторожилась мать.

– Про женщин.

– Легкого поведения? – Она отодвинула от себя конфеты.

– Мам, с чего ты взяла? – изумилась я. – Про нормальных женщин. По московскому каналу. Жаль, что здесь не ловится. Меня учили правильную одежду выбирать, потом прическу делали и макияж. В общем, мой стиль искали. Сама же заметила, что я изменилась.

– Извини, – перевела дух мать и взяла конфету. – Мне показалось, что раз про бабочек, то про проституток. Ну, знаешь, «ночные бабочки».

– Мам, ты подумала, что я в Москве в проститутки подалась? – захохотала я. – И на третьем месяце работы уже делюсь секретами мастерства?

– Да ладно тебе смеяться над матерью, ничего я не думала, – смутилась она. – Просто по телевизору все время рассказывают, как приезжие парни в Москве бандитами становятся, а девушки в проститутки идут.

– Мамочка, так то – девушки, а у меня не тот возраст, чтобы телом зарабатывать, другим беру! – продолжала веселиться я. – У меня, между прочим, дебют на этой неделе. Мои фотографии из Туниса в журнале, где я работаю, напечатали.

– Ой, правда? – Эта новость маме понравилась больше. – Покажи!

– Не могу, он в среду выйдет. Я вам с Никиткой пришлю потом.

– А вот и он, легок на помине, – встрепенулась мама.

– Ба-а! – услышала я от порога юный басок. – Ба-а, я пришел!

Ничего себе! Это у Никитки, пока меня не было, голос начал ломаться?

– Слышу. Иди сюда к нам, на кухню, – откликнулась мать и заговорщически приложила палец к губам.

– У нас гости? – уточнил мой сын, а потом показался в коридорчике перед кухней и замер, не веря глазам. – Мама? Мама! Ну ты даешь!

– Иди сюда, целоваться будем!

Я, понимая, что ребенок в ступоре от неожиданности, поднялась и сама подошла к сыну. Ого, он меня на полголовы перерос! Но щеки еще не мужские, а по-мальчишечьи мягкие.

– Никитка, как же ты вырос! И басом заговорил!

– Мам, ну хватит меня целовать, я что тебе, девчонка? – на всякий случай возмутился Никитка, хотя и не отстранился.