Читать книгу - "Утонченный мертвец - Роберт Ирвин"

– Поразительное совпадение! – воскликнул Пенроуз.

– Это не совпадение, на самом деле, – сказала Моника. -Для того чтобы нежданную встречу двух знакомых когда-то людей можно было назвать совпадением, эта встреча должна быть действительно невероятной. А наша встреча с Каспаром была неизбежной.

На собрании Пенроуз, Харрисон, Моника и еще несколько человек разъяснили присутствующим философские и эстетические задачи «Наблюдения масс», после чего нам раздали опросные листы и анкеты, большая часть из которых была подготовлена Министерством информации и касалась вопросов гражданской морали. Уже после собрания, в «Геркулесовых столпах», мы с Моникой выяснили, что живем совсем рядом друг с другом – в Челси. Мы вместе доехали на метро до Слоан-сквер и пошли дальше пешком. Мы разговаривали всю дорогу, и никак не могли наговориться. Тем более что разговор был серьезный.

– Я скучаю по братству, – сказала Моника. – Теперь они все словно призраки в этом городе. Я так рада, что мы с тобой встретились, хотя ты тоже немного похож на призрак. Я обратила внимание, в баре. Ты сидел такой тихий, такой печальный. Раньше ты был другим. Я хорошо помню, как ты любил говорить о разном, и обращать на себя внимание, и каждый раз приходил с новой женщиной, и тебе, кажется, было не важно, как они выглядят, и что они из себя представляют – пока не появилась та машинистка. Вы с Оливером вечно резвились и выдумывали всякие штуки. И с Маккелларом тоже.

– Кстати, а где теперь Маккеллар? – спросил я.

– Не знаю. Никто не знает.

Как я уже говорил, в последний раз я общался с Маккелларом, когда он приходил ко мне в клинику со связкой бананов, и насколько я понял теперь, с тех пор его больше никто не видел – в смысле, никто из «Серапионовых братьев». Я думал, что он придет ко мне еще не раз, но он не пришел. Если бы я знал, что так будет, я бы, наверное, вел себя по-другому. Точно так же и с Недом: я ужасно жалею, что не присмотрелся к нему повнимательнее в тот вечер в «Дохлой крысе», до того, как мы все вошли в затемненную комнату. Все когда-то бывает в последний раз, но ведь заранее не угадаешь, какой раз станет последним. Когда-нибудь я в последний раз съезжу в Париж, в последний раз посмотрю кино, съем последний завтрак, испущу свой последний вздох, но вряд ли я распознаю эти события и переживания как «последние».

– А что ты делаешь во вспомогательной службе ВМС? – спросил я.

– Я подумала, что цвет формы подходит к моим глазам, – сказала Моника.

– Тебе вообще очень идет эта форма, но чем ты там занимаешься?

– Ты не поверишь, но я повариха.

Монике не хотелось говорить о ВМС. Ей хотелось предаться воспоминаниям о «Серапионовых братьях».

– Теперь, когда Неда не стало, получается, что ты – лидер братства, – сказала она.

– По тому, как все обернулось, я и есть братство.

– Ну, я могу вступить снова, – Моника усмехнулась. – Только какой в этом смысл? – добавила она и принялась излагать мне свою теорию. Она считала, что предназначение «Серапионовых братьев» было пророческим. Мы стали Кассандрой среди художественных движений. Наши картины – визуализация кошмаров, расчлененных изломанных тел, дымных пространств, залитых кровью – предсказали войну. И теперь, когда мы исполнили наше предназначение, мы уже не нужны.

Когда она закончила говорить, мы как раз подошли к ее дому в переулке у Кингс-роуд.

– Я бы пригласила тебя зайти выпить кофе, но кофе нет. Если хочешь, давай выпьем просто горячей воды.

– Главное, чтобы не чаю, – ответил я. – Не люблю чай.

И я пошел к Монике, хотя уже понял, что будет дальше, и мне было страшно. Я действительно чувствовал себя призраком: бледной, пустой оболочкой, сотканной из тусклого марева ночи. Может быть, я и вправду оставил себя настоящего в больничном зеркале – с той стороны коварного стекла, навечно впечатанного в собственное отражение.

Моника достала бутылку бренди, которую хранила для особенных случаев. Мы сидели друг против друга. На стене за спиной у Моники висела огромная схема, нарисованная от руки и вся исчерканная разноцветными стрелками, которые сплетались в замысловатую сеть. Издали ее можно было принять за карту с планом боевых действий, где были размечены замысловатые передвижения танков, пехоты и артиллерии. Это была знаменитая Схема случайностей и совпадений, над которой Моника работала много лет, графическая раскладка явных и скрытых взаимосвязей между людьми через личные и опосредованные знакомства, обозначенные пересечением линий разных цветов и пунктиров, с акцентом на подлинные совпадения, выделенные красными звездочками. Например, за несколько лет до учреждения «Серапионовых братьев» Оливер с Недом встречались в Гайд-Парке, где оба работали летом в прокате шезлонгов. В то время ни тот, ни другой совершенно не интересовались сюрреализмом. Или вот еще странное совпадение: Моника с Феликс учились в одной частной школе и посещали одни и те же уроки латыни, а потом снова встретились уже на собрании братства. В центре этой карты случайностей, управляющей жизнью людей, Моника поместила Неда.

В тот вечер она говорила о нем постоянно. Разумеется, она с ним спала. Я думаю, что этого не избежала ни одна женщина в братстве. Моника вспоминала об их романе совершенно спокойно: без сожаления, без злости, без теплоты.

– Он относился ко мне, как к ребенку – или как будто я кукла, которая закрывает глаза, если ее положить на спину, и открывает глаза, если ее посадить. От нас не требовалось что-то делать. Я, Дженни, Феликс, Джейн, Памела и все остальные – мы должны были просто быть. Если кто-то из нас рисовал картину или сочинял более-менее удачное стихотворение, это было неплохо, да… вроде как неожиданный подарок… но для вас, «Серапионовых братьев», женщины, прежде всего, были музами, и именно этого от нас и ждали. Мы с Дженни часто задумывались о том, чтобы вообще отделиться и организовать что-то вроде «Серапионовых сестер», только для женщин. А потом, когда ты загипнотизировал меня в клубе… это стало последней каплей. Я на тебя не сержусь. И тогда не сердилась. Я ушла вовсе не из-за тебя… На самом деле, гипноз -это так интересно.

Она задумалась, подбирая слова. Потом пожала плечами, встала, обошла стол и присела на подлокотник моего кресла. Она казалась такой привлекательной и сексуальной в своей строгой форме. Безусловно, я это отметил. Но исключительно в абстрактном смысле. Она смотрела на меня сверху вниз, смотрела мне прямо в глаза.

– Загипнотизируй меня, дурачок.

– Моника, я не могу. Я уже ничего не могу.

– Тогда просто поцелуй меня.

– Все равно ничего не получится, Моника. Ты говорила, что я немного похож на призрака. Я и есть призрак. Почти бесплотный. То, что ты видишь, это не тело, а только подобие тела. Я уже не возбуждаюсь на женщин и не могу заниматься сексом.

Она опустилась передо мной на колени и принялась расстегивать пуговицы у меня на ширинке. – Сейчас проверим.

Она возбуждала меня обеими руками, полная решимости доказать, что я ошибаюсь, но поначалу все было так, как я и предвидел. Так что Моника оставила бесплотные попытки и резко поднялась на ноги. Глядя прямо перед собой, она начала раздеваться – очень медленно, словно во сне. Как будто и вправду под гипнотическим принуждением. Моника с ее широким славянским лицом, пышнотелая, с крутыми тяжелыми бедрами, была совсем не похожа на Кэролайн, и все же я вдруг с изумлением осознал, что она возбуждает во мне влечение. Разум все еще твердил, что это влечение – исключительно эстетическое, и в нем нет ничего эротического, но в глубине подсознания я был уверен, что разум – не лучший советчик в подобный вещах. Когда Моника закончила раздеваться, она опять посмотрела мне прямо в глаза, а потом опустила взгляд ниже, чтобы проверить, есть ли там хоть какой-то отклик. И отклик действительно был – не сказать, чтобы в полную силу, но все же. Издав тихий стон, словно ей было в тягость то, что она сейчас делала, Моника рухнула на колени, зарылась лицом у меня между ног и принялась целовать и облизывать мой слегка оживившийся член. А уже через пару минут мы с ней катались по полу, и Моника пыталась подмять меня под себя и занять позицию сверху. Я уже думал, что мне не справиться с этим бешеным натиском, но в итоге мне все-таки удалось восстановить исконно мужское главенство.