Читать книгу - "Я подарю тебе солнце - Дженди Нельсон"

Не сомневаюсь, что и Софии он говорил, что ее ему мать напророчила.

Я вообще уверена, что его мать даже не умерла.

Я уношу апельсины на кухню и выжимаю из них сок.

После массового апельсинового убийства я возвращаюсь к себе в надежде немного пошить и застаю Ноа возле брошенной на полу сумки, он листает альбом, который только недавно был надежно там спрятан. Это что, мгновенная вселенская расплата за то, что я рылась в бумагах Гильермо?

– Ноа? Ты что делаешь?

Он подскакивает и вскрикивает:

– Ой! Привет! Ничего! – Он кладет руки на пояс, потом быстро прячет в карманы, потом снова достает и кладет на пояс. – Я просто… ничего. Извини. – Брат чересчур громко смеется, потом хлопает руками.

– Зачем ты рылся в моих вещах?

– Не рылся. – Он снова смеется, хотя, скорее, ржет как конь. – Ну, то есть, наверное, рылся. – И он смотрит в окно, словно планируя в него выпрыгнуть.

– И зачем? – продолжаю я, сама слегка хихикая – брат уже давно не вел себя как психбольной со справкой.

Он улыбается, словно я это вслух сказала. И от этого у меня внутри происходит нечто чудесное.

– Наверное, хотел посмотреть, над чем ты работаешь.

– Правда? – Я удивлена.

– Ага, – говорит Ноа, переминаясь с ноги на ногу. – Да.

– Ладно. – Мой голос звучит пылко.

Брат показывает на альбом:

– Видел наброски мамы. Ты будешь делать скульптуру?

– Ага, – отвечаю я, жутко обрадовавшись его любопытству и совсем не разозлившись, что брат заглядывал в альбом – сколько раз я смотрела на его рисунки? – Но эти эскизы совершенно недоработаны. Я только вчера вечером начала.

– Глина? – интересуется он.

Меня вдруг охватывает мощный порыв из серии «да как ты смеешь обсуждать работу с ним», но мы так давно не говорили по душам ни на какую тему, что я не могу удержаться.

– Нет, из камня, – делюсь я. – Мрамор, гранит, не знаю еще. Я теперь работаю с совершенно обалденным скульптором. Ноа, он такой классный. – Я подхожу и поднимаю с пола альбом. И раскрываю его перед нами на самой завершенной работе, вид спереди. – Хотела попробовать сделать реалистично. А не одни округлости, как обычно. Хочу, чтобы она была изящная, как тростинка, но в то же время полна буйства, ну, ты помнишь, как в жизни. Хочу, чтобы люди увидели, как ветер трепал ей волосы, одежду – да, непременно сделаю развевающееся платье, хотя это поймем только мы. Я надеюсь, может помнишь, как она по утрам стояла на… – Я смолкаю, увидев, что брат достал из кармана телефон. Наверное, он завибрировал.

– Привет, чувак, – здоровается Ноа и начинает что-то говорить о каком-то забеге, какой-то дистанции и прочей спортивной ерунде. Он лицом просит у меня извинения, как будто сообщая, что разговор будет долгим, и выходит из комнаты.

Я крадусь на цыпочках к двери, чтобы послушать, как он разговаривает с другом. Иногда, когда к нему приходит Хезер, я стою под дверью и слушаю, как они сплетничают, смеются, дурачатся. Несколько раз по выходным я сидела у входной двери и читала, надеясь, что они позовут меня с собой в зоопарк или на вылазку за блинами после пробежки, но такого не случилось ни разу.

В коридоре Ноа прекращает разговор на середине предложения и убирает телефон в карман. Погодите. Значит, он лишь сделал вид, что ему позвонили, чтобы от меня сбежать? Чтобы я заткнулась? У меня сжимается горло.

Отношения у нас никогда не наладятся. Никогда уже не будет прежнего «мы».

Я подхожу к окну, убираю жалюзи, смотрю на океан.

С презрением.

В серфинге бывают такие моменты, когда оседлаешь волну, а потом чувствуешь, что она проваливается под тобой, и ты вдруг без предупреждения летишь с большой высоты лицом вниз.

Вот и сейчас такое же ощущение.

На следующий день после обеда я снова прихожу к Гильермо в студию – ему, похоже, плевать, что сейчас зимние каникулы, а мне как раз хочется находиться только здесь – но на двери я вижу записку: «Скоро вернусь – ГГ».

Все утро, посасывая лимоны против Оскаровых чар, я изо всех сил прислушивалась в надежде, что мой тренировочный камень скажет мне, что в нем. Но пока ни слова. Как и между нами с Ноа; сегодня утром он исчез раньше, чем я проснулась. А заодно и вся наличность, которую папа оставил нам на случай чего. Ну, блин, и фиг с ним.

Вернемся к очевидной насущной опасности: к Оскару. Я готова. Помимо лимонов я почитала обо всяких особо омерзительных венерических заболеваниях. А потом еще и библию: