Читать книгу - "Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров"

– И – что? Как ты вообще встала на этот путь? С чего всё началось, Мария?

Усмехается Машенька. Разливает остатки шампанского по бокалам.

– Обычная история…

Станислав Михайлович даже вздрогнул от этих слов. Настолько веско они прозвучали, будто не юница-прошмандовка их произнесла, а умудрённая опытом женщина, авторитетная и умная, как Дарья Донцова, например.

– …Ничего оригинального. Отца не помню. Мамашка воспитанием моим особенно не занималась, некогда было. Лет четырнадцать мне стукнуло, загремела в дурную компанию, героин попробовала. У нас во дворе многие кололись, один из самых наркоманских дворов в городе был. Слышал, наверное? Между вокзалом и гостиницей «Енисей»?

– Хе!

Ему ли не слышать об этом районе! Он начинал с него. Каждый дом излазил, каждую улицу истоптал.

– Мне там всё известно, Машенька! Это же молодость моя следачья, боевая! Ты-то в каком доме жила? Не в Пентагоне, случайно?

– Ага! – оживляется Машенька. – В нём!

– Ах ты, моя маленькая! – оживился Станислав Михайлович. – Колька-Плешак, рецидивист, жив он ещё, не знаешь?

– Помер. Лет пять назад помер, наверное!

– О как? А братья Уваровы – барыги?

– Помню таких, съехали.

– Да-а… Я у них обыск проводил, гранату нашёл! Как сейчас помню – «РГД-5»! А Трифона? Трифона знаешь?

– Нет.

– Сову?

– Не-а.

– М-да… Ты тогда совсем крошкой была. А может, и вообще тебя не было. Ты какого года рождения, Машенька?

– Девяносто пятого.

– Эге…

Станислав Михайлович быстро считает. Прокурор вообще должен всё быстро делать. Иначе утопнет в бумагах прокурор. Захлебнётся в потоке жалоб.

– Восемнадцать лет, значит… Как это было давно, Мария. Как это было давно! Первые шаги по карьерной лестнице, первое уголовное дело… Бичи – семейство: сестра и два брата, дачи зимой обносили, металл воровали, вплоть до ложек и вилок. Была такая тема в девяностые, да. Пункты приёма-сдачи металла. Ух, молодой я тогда был, активный! И работал, и о личной жизни не забывал. Подружка у меня в твоём доме была. Каждый день с ней хулиганили, на девятом этаже она жила. Раза два в неделю я к ней нырял. Что мы там вытворяли, стены тряслись! А потом с ней припадок случился, эпилепсия, представляешь? Ну, я – на фиг, на фиг. Другую себе нашёл…

– Лена?

– Что?

– Леной её звали?

Задумался Станислав Михайлович. И правда, Леной. Елена Сергеевна, так она любила, чтобы её называли.

– А ты откуда знаешь?

Поставила Машенька пустой бокал на тумбочку, и слезинка, неожиданно крупная для такой миниатюрной Машеньки, выскользнула из-под ресниц, скатилась по щеке, капнула на плечо.

– Это, – сказала Машенька, – моя мать.

И затушила в пепельнице сигарету.

Батюшки-святы!

– Извини, что так получилось.

А что ещё тут сказать Станиславу Михайловичу? Нечего сказать.

«Неужели? – Мозг Станислава Михайловича работает лихорадочно. – Восемнадцать лет! Неужели я?.. Нет! Нет-нет! Подожди, брат! Всё обдумать надо, всё вспомнить, стоп! Первое уголовное дело, так? Так! Понятой Елену пригласил, квартиру этих бичей осматривать. Грудой вилки, ложки и ножи в углу комнаты лежали, кастрюли всякие, сковородки, бидоны… Март девяносто третьего. Больше года к ней потом нырял. Бросил летом, в июле, кажется. Точно! Больше года не пускали в отпуск и дали именно в июле, первого числа, блатной месяц. Он пришёл к Лене, трахнулись. Потом ещё пришёл, и случилась эпилепсия. Середина июля?»

Сжалось в груди Станислава Михайловича. Ощутил в районе солнечного сплетения жуткую ломоту.

Март? Апрель? Май?

– Когда у тебя день рождения, Машенька?

– Второго сентября…

Громко выдохнул Станислав Михайлович. Успокоился. Слава богу, подумал он. Богу – слава!

Перевернулся, рукой под одеяло полез, ухватил её за ногу, потянул к себе.

– Ну давай, Машенька. Как вчера, сверху…

Утирает Машенька слёзы, всхлипывает, бьёт его кулачком по руке.

– Нет, не могу сейчас!

– Хватит тебе! Что значит «не могу», через «не могу» давай! Жизнь такая, всякое случается…

– Нет! Не могу! Не надо! Слышишь! Не могу я…