Читать книгу - "Героиня второго плана - Анна Берсенева"

Ощущение абсолютной естественности всего происходящего охватило ее. Как будто она погрузилась в глубокую воду и видит в ней, прозрачной и чистой, свои руки, ноги, но видит их все-таки иначе, чем обычно… Сквозь магический кристалл, вот как.

«В Байкале такая вода», – подумала Серафима.

Она ездила на Байкал только однажды, с Розой Соломоновной, которая непременно хотела показать его первой. Но в тот день все валилось у Серафимы из рук. То есть просто немели у нее в тот день руки, и она панически боялась, что начнется то же с ногами, и было ей не до Байкала, вернуться бы благополучно домой.

Но чистую его воду она все-таки запомнила. И вот теперь ей казалось, что она погрузилась в нее с головой, но почему-то не утонула, а парит в глубине, как небывалая водяная птица…

– Арсалан, у меня глаза закрываются… – пробормотала Серафима. – Вам правда не тяжело?

– Правда. – Его голос она слышала уже как сквозь пелену. – Когда война была, отец ушел, братья все ушли, я один с матерью оставался, на фронт не взяли еще, грузчиком работал. Мне совсем не тяжело.

Точно так же, сквозь пелену покоя, она видела и ламу, вышедшего им навстречу из деревянного дома. Серафима не знала, как вести себя с ламой, что ему сказать, да и понимает ли он по-русски, не знала тоже. Разговаривал с ним Арсалан, а она только улыбалась – как ей казалось, довольно глупо, – да любовалась яркой веселой одеждой ламы. Такими же яркими были и ленточки, завязанные на ветках растущего рядом дерева.

Ну а потом и должна была у нее закружиться голова, наверное. От дыма, исходящего из металлических и каменных плошек, в которых курились благовония, от рассеянного света, от однообразных звуков молитвы, доносящихся из соседней комнаты этого деревянного дома; «ом-м-м, ом-м-м», – повторяли молящиеся.

«Может, я умерла? – подумала Серафима. – И уже воплотилась заново? Сколько перевоплощений бывает у буддистов, три, кажется?»

С трудом шевеля языком, она рассказала ламе о своих немеющих ногах. Арсалан повторил ее рассказ по-бурятски, лама что-то спросил – оказалось, о том, как давно это случилось с ней впервые, – Серафима ответила, Арсалан перевел снова… Потом лама попросил ее лечь, и она с удовольствием это сделала, потому что у нее было такое чувство, будто напилась отвара сон-травы, то есть что это она, разве растет здесь сон-трава, это же из русских сказок, или все-таки растет?..

С этой мыслью Серафима закрыла глаза, и сознание ее растворилось совершенно. В чистой воде, в прозрачной воде, в отблесках, в отзвуках, в запахах, в цвете, в свете…

Когда она открыла глаза, то увидела себя лежащей уже в другой комнате. Именно увидела себя – будто со стороны смотрела. Благовония здесь не курились, звуки молитв слышны не были, но было светло, солнечные лучи из двух окон пронизывали комнату насквозь.

Серафима давно уже заметила, что в Бурятии вообще очень светло. Она думала, это ее субъективное впечатление, но потом заглянула в Большую Советскую Энциклопедию и выяснила, что в здешнем году гораздо больше солнечных дней, чем в году московском.

Она села на топчане, огляделась. По стенам были развешаны картины, написанные на ткани. Наверное, те самые танки, о которых говорил Арсалан. Может быть, среди этих улыбающихся лиц была и Зеленая Тара.

Вспомнив об Арсалане, Серафима забеспокоилась. Ей было без него неловко, тревожно; удивительно, но так. А когда он появился на пороге, она успокоилась сразу, но этому уже не удивилась.

– Эмчи-лама лекарства дал, – сказал Арсалан. – Пока вы спали, он приготовил.

– Из трав? – спросила Серафима.

О том, что буддийские ламы готовят порошки из трав, иногда из сотен разных видов, она тоже читала когда-то во французской книжке.

– Из трав, из камней, много разного берут, – кивнул Арсалан. – Я так думаю – всего не знаю, конечно. Еще лама сказал, чтобы я вас в ущелье Аллы отвез.

– В чье ущелье? – не поняла Серафима. – Какой Аллы?

– Это река, – сказал он. – Есть река Баргузин, а Алла – приток. Она в ущелье течет, там Баргузинский хребет, на нем снег всегда лежит, скалы, водопады есть. Лес сосновый большой. Машина туда не пройдет, на конях поедем.

– Я не умею на конях, – улыбнулась Серафима. – И зачем вам везти меня в это ущелье?

– Там источники бьют, – объяснил Арсалан. – Пятьдесят источников горячих. Через гальку проходят, через песок, очень чистые, только запах не очень приятный, но это ничего. Лама сказал, вы большое волнение пережили, оно всю силу забрало. Будете лекарство принимать, ванны принимать, ноги опять сильные станут. Буряты тысячу лет там купались. Потом русские купцы стали ездить, ванны сделали. У нас много источников целебных, в Горячинске тоже есть, целый санаторий большой. Но вас лама сказал на Аллу везти. – Он улыбнулся и добавил: – Вам там понравится, Серафима Евгеньевна. В ущелье очень красиво. А вы красоту понимаете.

– Откуда вы знаете, что я понимаю красоту?

Невозможно было не улыбнуться в ответ на его улыбку.

– Потому что вы сами красивая. А кто сам красивый, тот любую красоту понимает навстречу.

Еще вчера Серафима заметила, что Арсалан сразу говорит все, что думает, не боясь смутить собеседника – вероятно, потому что не понимает, как может смутить прямая мысль. Она и не смущалась уже, но от его слов про ее красоту все-таки смутилась и торопливо сказала:

– Но я правда не умею ездить на лошадях. Я их видела только во время праздников, когда конная милиция. И даже близко к ним не подходила.

– Мы же вместе поедем, – сказал Арсалан. – Кони вам ничего плохого не сделают. Не бойтесь, пожалуйста.

А она и не боялась. И не испугалась бы, даже если бы он сказал, что они поедут куда-то верхом на снежных барсах. Или… Ах, да все равно!

Перед ней стоял человек, с которым можно было ехать куда угодно, и понимание этого наполняло ее таким же покоем, каким, наверное, тысячи лет наполняла здесь людей улыбка Будды.