Читать книгу - "Записки гайдзина - Вадим Смоленский"

Они явились ко мне втроем. Возглавлял делегацию доктор технических наук, профессор Рауль Абрамович Лишайников. За ним маячили две незнакомые мне фигуры — одна побольше, другая поменьше.

— Знакомься, Вадичек, — сказал профессор. — Это Владлен Эдисонович Дупловский. Мой старый друг, которого я не видел шесть лет. Приехал к нам на конференцию. Прямиком из этой, как ее…

— Силикон Вэллей! — многозначительно произнес Владлен Эдисонович.

Моя ладонь утонула в его лапе. Он был одновременно тяжел и поджар. Так, наверное, выглядел бы дедушка Крылов, если бы решил на старости лет заняться физкультурой.

— А вот это — Гена Сучков. Из Зеленограда.

— Очень приятно, — сказал Гена Сучков, энергично потряс мою руку и поправил очки. Он не был ни поджар, ни тяжел. Он был легок и тощ. Он напоминал юного Пушкина, перезанимавшегося в своем лицее.

— А дело у нас такое, — сказал Рауль Абрамович. — Надо позвонить в баню и договориться, что мы к ним придем.

— Зачем договариваться? — не понял я. — Идите сразу, да и всё.

— Объясняю. Это баня не простая. Она по блату. Нас туда пустят бесплатно, надо только сказать, что мы от мистера Судзуки.

— Кто такой?

— Не помню. Вчера был банкет, пришел какой-то мистер Судзуки. Мы с ним выпили, разговорились. Короче, там есть баня, которой заведует его лучший друг. Вот телефон. Только он сказал, что разговаривать надо очень вежливо.

— Ха! — сказал я. — «Очень вежливо»… Да вы понимаете, что это такое — разговаривать по-японски очень вежливо? По-марсиански легче разговаривать, чем по-японски очень вежливо…

— Я понимаю. Он тоже так сказал. Он даже написал на отдельной бумажке все слова, которые надо в телефон говорить. Но ты сам понимаешь: банкет, спиртное, тыры-пыры… В общем, потерял я эту бумажку. Вся надежда теперь на тебя.

— Ну-ну…

— А в чем, собственно, трудность? — поинтересовался Владлен Эдисонович. — Неужели это настолько серьезный бит оф проблем?

— Видите ли, — сказал я, — это трудность субъективного толка. Мне крайне редко приходится разговаривать очень вежливо. В повседневной жизни это не так необходимо, поэтому практики почти нет. А практика нужна, поскольку очень уж всё сложно. Понимаете, в учтивой речи следует изо всех сил принижать себя и всё, относящееся к себе. А собеседника и всё, относящееся к нему, надо изо всех сил возвышать. Требование логичное — но беда в том, что все эти принижения и возвышения осуществляются сугубо грамматическими средствами. Существуют такие специальные глагольные формы — отдельно для себя и для собеседника. Сами по себе они ничего не значат, поэтому в разговоре их легко перепутать. Возвысить себя и принизить собеседника. А это не дай бог. Это оскорбление. Иностранцам вообще не рекомендуют говорить очень вежливо — от греха подальше.

— Вадичек! — сказал Рауль Абрамович. — Это всё очень интересно. Но нам не надо про глагольные формы. Нам надо в баню. Я понимаю, это сложнее, чем с девушками любезничать — но ведь и практика будет, не так ли?

— Хорошо, давайте телефон.

— Вот. Я тебе его даже сам наберу. Короче: мы все, сколько нас тут есть, хотим пойти к ним в баню. Сегодня днём, часа в четыре.

Раздался длинный гудок, и вслед за ним мужской голос:

— Моси-моси!

— Здравствуйте, — сказал я.

— Здравствуйте, — ответил голос.

Я сжал трубку и мобилизовался.

— Вас беспокоит негодный сотрудник университета.

— Хай! — сказала трубка. «Хай», мы вас поняли, продолжайте.

— Меня зовут Лишайников.

— Хай!

— Я негодный друг господина Судзуки.

— Хай!

— Мне кажется, что я хотел бы посетить вашу достойную баню. С моими негодными друзьями.

— Хай! — сказала трубка. — А сколько достойных господ соизволит посетить нашу негодную баню?

— Вашу достойную баню, — сказал я, — соизволит посетить три негодных человека.

— Вадичек! — вмешался Рауль Абрамович. — Ты почему три пальца отогнул? Нас четверо!

— Минуточку! — я зажал трубку ладонью. — А кто четвёртый?

— Ты, конечно!

— Почему я? Я не собирался…

— А как без тебя? Вдруг они будут что-нибудь говорить?

— Простите пожалуйста, — сказал я в трубку. — У меня нет слов, чтобы передать, как мне неловко — но тут у нас появился ещё один негодный человек. И он тоже хочет в вашу негодную баню.

Через секунду я осознал, какую страшную вещь вымолвил.

— Ой! — спина у меня похолодела. — Я перепутал! Я имел в виду: «достойную баню». Наш негодный человек хочет к вам в достойную баню!..

Трубка молчала.

— Накрылось! — шепнул я профессору. — С грамматикой облажался, теперь ничего не выйдет. Зачем вы меня перебили?