Читать книгу - "Я — посланник - Маркус Зузак"

Похоже, победа осталась за нами. Во всяком случае, Мерв устраивает большую вечеринку у себя дома. Марв звонит и требует немедленно прийти: мол, парни сказали, что Эд Кеннеди — лучший игрок, такого бегемота с ног сбил. Это они про Мими, конечно.

— Эд, ты должен прийти. Должен, и все.

Ну что ж, я иду.

И снова я захожу к Одри — и опять ее нет дома. Видимо, пошла куда-то с бойфрендом. К Мерву идти мне расхотелось, но я собрался с силами и все-таки пошел.

Естественно, никто даже не смотрит в мою сторону.

Никто со мной не заговаривает.

Я и Марва не смог найти, он меня сам потом нашел — на крыльце.

— Ты молодчина! Как чувствуешь себя?

Я смотрю на него и отвечаю:

— Лучше всех.

За спиной шумят и горланят пьяные гости, а в спальне за окном кто-то занимается тем, чем обычно занимаются в спальнях.

А мы все сидим на крылечке. Марв рассказывает, что случилось после того, как я ушел с поля. Спрашивает, куда подевался. А я говорю, что мне плохо стало и ноги не держали, — пришлось выйти из игры. Потом мы долго говорим о моем героическом столкновении с бегемотным Мими.

— Ну это было прям ваще! — доверительно сообщает Марв.

— Да ладно тебе, ничего особенного, — говорю я, пытаясь проглотить острое чувство вины, упрямо застревающее в горле.

На самом деле мне жалко Мими — кем бы он ни был. Или ни была. Короче, все равно жалко.

Побеседовав таким образом минут десять, я соображаю, что Марву, наверное, хочется пойти к остальным.

Пальцы нащупывают в кармане новую карту.

Пиковый туз.

Я всматриваюсь в темнеющую пустоту вечерней улицы — там может таиться все, что угодно. Будущее восхитительно неизвестно, и я счастлив.

— Что? Что ты скалишься, малыш?

Ага, «малыш», вспоминаю я жуткую официантку, и мы оба смеемся.

— Нет, правда, — упирается Марв. — Над чем смеялся, Эд?

— Пора. Мне пора идти, Марв, — поднимаюсь я и спускаюсь вниз по ступенькам. — Извини. Но мне надо идти. Чтобы не остаться при пиковом интересе. Пока, дружище.

Я чувствую себя неловко. Последние несколько дней Марв от меня только и слышит: «Извини, у меня дела, пока, до скорого». Впрочем, сегодня мой друг не в обиде. Мне кажется, до Марва наконец дошло: то, что важно для него, не обязательно важно и для меня.

— Пока, Эд, — говорит он, и по голосу моего друга я понимаю: он тоже счастлив.

Ночь темна, но прекрасна, и я иду домой. Под мигающим фонарем мне приходит в голову остановиться и снова посмотреть на пиковый туз. Я уже несколько раз вынимал и рассматривал его — у себя дома и на пороге дома Мерва, где была вечеринка. Выбор масти меня немного смутил, я-то ожидал, что выпадут черви. В конце концов, черви прекрасно укладывались в порядок черного и красного. Кроме того, мне казалось, что раз пики — самая мрачная и тревожная масть, их приберегут напоследок.

На карте написаны три имени.

Грэм Грин

Моррис Уэст

Сильвия Плат

Имена мне знакомы, правда непонятно откуда. Это явно не мои друзья, хотя я слышал об этих людях. Совершенно точно. Придя домой, я раскрываю телефонный справочник и нахожу пару Гринов и несколько Уэстов. Однако инициалы не совпадают. Но ведь по этим адресам могут проживать люди и с другими именами? Что ж, видимо, завтра мне придется походить от дома к дому…

Мы со Швейцаром сидим в гостиной. Я подрумянил картошку в духовке, и мы ее поедаем. Футбольный матч не прошел даром — все тело болит, жалуясь на новую порцию синяков и ссадин. Ближе к полуночи я не смог даже встать с дивана. Швейцар лежит у меня в ногах, а я сижу и жду, когда же придет сон.

Голова моя бессильно запрокидывается.

Пиковый туз выскальзывает из руки и проваливается в щелку дивана.

Я засыпаю.

Ночь длинная, и все время я пытаюсь вырваться из странного мира, в котором явь неотличима от сновидения. Ближе к утру мне снится стадион, я пытаюсь догнать в толпе женщину и торгуюсь с мальчишкой за карту.

Потом вижу, как снова хожу в школу, — но почему-то я один, больше там никого нет. В классе на партах лежит желтая пыль. А я сижу среди разложенных книг и смотрю на исписанную какими-то словами доску. Почерк быстрый, текучий — и я не понимаю, что начеркано на доске.