Читать книгу - "Сеньор Виво и наркобарон - Луи де Берньер"

– Мертвяков не трахаю, – сказал он.

– Ну, почему, если еще теплые… – не согласился Малыш, и Пестрый заржал, оскалившись.

Он достал из сумки жир и мазнул им Анике между ног. Сначала он, потом Малыш. Оба кончили очень быстро: абсолютная власть – острый возбудитель, к тому же обоим не требовалось постигать науку быть искусными любовниками. Перед вторым заходом на грубое ерзанье они устроили передышку: покуривая сигареты и прихлебывая ром, сравнивали жертву со всеми, кто прошел через их руки за эти годы. Успели даже взгрустнуть, вспомнив, как оно было в первый раз: двенадцатилетняя девочка из маленького селения; правда, она была в сознании и все время орала.

– Чем моложе, тем слаще, – сказал Пестрый.

– Все одинаковые, и такая хороша, – ответил напарник.

Когда Пестрый, наконец, выплеснулся во второй раз, а Малыш притворился, что кончил, оба посмотрели на распростертую девушку, задумавшись, что теперь предпринять. Достали фартуки. Пестрый очень тревожился, как бы не испачкать одежду, а шестеривший напарник из солидарности ему подражал.

– Al reves? – спросил Малыш.

– Ага, наизнанку, – ответил Пестрый.

Оба взялись за ножи.

– Знаешь, какой звук получается, когда уши отрезаешь? Вроде как песок на зубах скрипит, такой хруст.

– Хочу сделать ей улыбку пошире. Какой лучше нож взять?

– Передай-ка долото, надо нос перебить.

– Глаза выкалывать?

– Ну что ты, такие красивые глазки. К тому же они иногда лопаются и забрызгивают все вокруг черной дрянью. Пускай смотрит, как кукла.

Они отрезали веки и бросили в кучу.

– Славное колечко! – сказал Малыш, сдернув кольцо с отрезанного пальца. – Глянь, налезло. – Он поднял мизинец, в свете лампы блеснуло обручальное кольцо Аникиной матери.

– Ничё, – оценил Пестрый. – Все-таки есть своя выгода в том, чтоб быть плюгавым, да, приятель? Серьгу берем?

– Да ну ее, пластмасса, – скривился Малыш, добавляя в кучу скальп. – Мне грудь нужна, хочу кошелек на завязке, как у тебя. Помнишь, из титьки той девки, дочери мужика, которому мы руку отрезали?

– Бери правую, она больше.

Когда набралась окровавленная куча из пальцев рук и ног, ушей, век, губ, носа, передних зубов, вульвы, скальпа и левой груди, заплечных дел мастера поднялись и вытерли руки кусками бирюзовой блузки, готовясь перекурить и полюбоваться, как получилось. Девушка еще дышала, вокруг дыр на лице пузырилась кровь.

Пестрый достал нож, который отобрал когда-то у человека, зарезанного ими в Букараманге, и присел на корточки. Попробовав лезвие, полоснул поперек живота девушки, чтобы потом запихнуть туда отрезанные части вместо белого петушка, который обычно помещается в чрево беременной.

Затем Малыш умело надрезал горло под подбородком, чтобы вытащить наружу язык, не повредив сонную артерию. Оба выпрямились, и Пестрый с некоторым сожалением проговорил:

– Все равно что на блядки сбегать. Раз, и кайф уходит.

Убийцы по очереди отлили на раны.

– Ссаки – это антибиотик, – выдал всегдашнюю шутку Малыш, а Пестрый, как обычно, в ответ хрюкнул. – Ну что, прикончим ее?

– Вот еще, кореш, и так кровью изойдет. Даже если выживет, доктора ее из жалости пришьют, а не они, так сама себя замочит со стыда за свою харю. Жаль, милашка была.

– Чересчур длинная. Мне нравятся пониже.

Малыш завернул отрезанную грудь в остатки блузки, и оба опять вытерли руки кусками изорванной одежды. Чувствуя, что потрудились на славу, они сели в «форд-фалькон» и поехали в бар отдохнуть перед тем, как отправиться на новое дело.