Читать книгу - "Девственницы-самоубийцы - Джеффри Евгенидис"

Строго говоря, Мэри протянула чуть более месяца, хотя у окружающих сложилось иное впечатление. После той ночи люди стали говорить о сестрах Лисбон в прошедшем времени, и если вообще упоминали Мэри, то для того лишь, чтобы втайне посочувствовать ее неудаче. Ей следовало бы поспешить и разом покончить со всем, словно бы говорили они. Признаться, эти самоубийства мало кого удивили. Даже мы, хоть и пытались спасти девушек, в итоге сочли, что наш разум временно помутился. Задним числом стало казаться, что потертый чемодан Бонни утратил всякую связь с путешествиями и дальней дорогой, став тем, чем был на самом деле: противовесом для веревки, как мешок с песком в старых вестернах. Так или иначе, все сошлись на том, что самоубийства явились закономерным концом для сестер Лисбон, неотвратимым, как смена времен года или подошедшая старость — вот только и теперь еще мы наотрез отказываемся принять расхожее объяснение произошедшему. Последние самоубийства вроде бы подтвердили теорию доктора Хорникера, объяснившего поведение сестер Лисбон последствиями посттравматического расстройства психики, — хотя сам доктор Хорникер впоследствии отказался от собственных выводов. Даже если самоубийство младшей сестры послужило для остальных девушек образцом для подражания, эта теория никак не объясняла причину рокового поступка самой Сесилии. На экстренном заседании «Львиного Клуба»[46]доктор Хорникер, которого пригласили выступить с докладом, выдвинул версию биохимического дисбаланса, цитируя новейшее исследование о «статистике закупорки серотониновых рецепторов у склонных к суициду детей и подростков». Доктор Котбаум из Западного института психиатрии установил, что многие суицидально настроенные люди отличаются недостаточным уровнем серотонина — нейромедиатора, необходимого для регулировки настроения. Ввиду того что исследование о серотонине было опубликовано уже после смерти Сесилии, доктор Хорникер не измерял уровень этого вещества в ее организме. Он взял, впрочем, пробу крови у Мэри Лисбон и обнаружил легкое снижение этого показателя. Ее подвергли соответствующему лечению, и по истечении двух недель психологических тестов и интенсивной терапии ее кровь исследовали вновь. На этот раз уровень серотонина был в норме.

Что касается других девушек, то каждое из тел подлежало вскрытию в соответствии с заведенным в нашем штате порядком, требующим тщательного расследования всех самоубийств. В подобных случаях закон, однако, предоставляет полиции полную свободу действий, и то обстоятельство, что тело Сесилии в свое время не вскрыли, заставило многих посчитать, что на сей раз полицейские подозревают мистера и миссис Лисбон в чем-то предосудительном или, как минимум, надеются заставить их уехать. Единственный коронер, прибывший из города в сопровождении двоих усталых ассистентов, вскрыл девушкам черепа и грудные клетки, чтобы разглядеть внутри холодных тел тайну их отчаяния. Ассистенты подкатывали к медэксперту одно тело за другим, а тот привычно орудовал пилой, шлангом и отсасывающим жидкость аппаратом. Были сделаны фотографии, которые и сейчас еще где-то хранятся; ни у кого из нас не хватило бы духу бросить на них хотя бы взгляд. Впрочем, мы ознакомились с отчетом, составленным коронером в витиеватом репортерском стиле, сделавшем смерть каждой из девушек какой-то нереальной — просто трагическим событием, вскользь упомянутым в выпуске новостей. В нем говорится о невероятной чистоте девичьих тел, самых юных, с которыми эксперту приходилось работать, без единого признака износа или же следов алкоголя. Их гладенькие синие сердца походили на наполненные водой резиновые шары, да и все прочие органы хранили ту же прозрачную чистоту, какую коронер видел лишь на цветных вклейках в учебниках. У людей постарше или у хронически больных органы обычно теряют форму, раздуваются, меняют цвет, срастаются с другими, совершенно посторонними органами, так что многие внутренности походят, как выразился коронер, «на груду старого грязного хлама». Сестры Лисбон, напротив, были «как музейные экспонаты за стеклом». В любом случае, коронер был расстроен необходимостью резать и кромсать эти безупречные образцы, так что несколько раз его переполняли чувства. В одном месте он нацарапал на полях: «Семнадцать лет такой работенки кого угодно превратят в тряпку». Впрочем, коронер был мастером своего дела: он быстро обнаружил сгусток полупереваренных таблеток в кишечнике Терезы, ущемленный отрезок пищевода Бонни, следы угарного газа в остывшей крови Люкс.

В вечернем выпуске появилась статья мисс Перл, где она первой обратила внимание на знаменательное совпадение дат. Выяснилось, что девушки покончили с собой 16 июня, в годовщину того дня, когда Сесилия вскрыла себе вены отцовской бритвой. Из одного этого факта мисс Перл, рассуждавшая о «мрачных предзнаменованиях» и «зловещих стечениях обстоятельств», сумела многое выжать, одной левой запустив ком сплетен и домыслов, растущий и по сей день. В последующих статьях, подписанных ее именем (в течение двух недель они печатались каждые два-три дня), мисс Перл сменила тон с сочувственного пересказа событий от лица очевидца трагедии на сухую скрупулезность ведущего журналистское расследование репортера — поприще, на котором она так и не преуспела. Рыская по окрестностям в своем синем «понтиаке», она сплетала туман свидетельств в воздухонепроницаемую ткань безошибочных выводов и умозаключений, имевших гораздо меньшее отношение к истине, чем полные прорех наши собственные. Эми Шрафф, старая подруга Сесилии, которую уже тошнило от настойчивых расспросов мисс Перл, буквально выплюнула ей в лицо скудное воспоминание о тех днях, когда ничто еще не предвещало жуткого конца: одним тоскливым вечером Сесилия уложила ее на свою кровать, под шаром со знаками Зодиака. «Закрой глаза и не открывай», — сказала Сесилия. Дверь отворилась, и в комнату вошли ее сестры. Встав у кровати, они опустили ладони на лицо и тело Эми. «С кем бы ты хотела войти в контакт?» — спросила Сесилия. «С бабушкой», — отвечала Эми. На лице ощущалась прохлада неподвижно застывших рук. Кто-то зажег благовония. Где-то лаяла собака. Ничего не произошло.

Из описанного эпизода, говорящего о спиритизме не более убедительно, чем стол Оуджа,[47]который задергался бы в кольце игроков в заурядную «Монополию», мисс Перл вывела свое сенсационное заявление: оказывается, трагедия сестер Лисбон была не чем иным, как эзотерическим ритуалом самопожертвования. Ее третья по счету статья, озаглавленная «Сговор с целью самоубийства», обрисовывает в общих чертах теорию, по которой выходило, будто девушки наложили на себя руки точно в соответствии с ходом неких неназванных астрологических событий. Сесилия попросту сыграла свою роль: она первой вышла на сцену, а остальные дожидались своей очереди за кулисами. Сцену освещали благовонные свечи. В оркестровой яме затянули свою заупокойную песнь «Круэл Крукс». Зрители держали в руках программку с изображением Девы Марии… Мисс Перл показала себя непревзойденным хореографом. Вот только она так и не сумела внятно объяснить, отчего девушки остановили свой выбор на годовщине предпринятой Сесилией попытки самоубийства, а не дождались дня ее смерти, наступившей примерно через три недели, 9 июля.