Читать книгу - "Романтики и реалисты - Галина Щербакова"

– Старик! – услышал он. – Бросай все и дуй в Казахстан. Там есть дед, который, извини, сунет палец в землю и скажет, какой будет урожай. Он в гробу видел этих ученых агрономов! Если б мы жили в проклятом мире чистогана, я бы на месте этого деда застраховал палец на миллион… Приверженцы чистой науки вполне могут отрубить ему руки за ведьмизм… Каково слово? Сам придумал!

Ну вот. Он вернулся. Все в порядке. Все о'кей. Спасибо тебе, антинаучный дед. В комнате Аси пыхтела кофеварка и шел обычный треп. Ее не было, а спрашивать у этих дымящих девиц, где она, Олег не хотел. Взять хотя бы это распатланное чудовище Калю. Ну не может он с ней разговаривать серьезно, пусть его Бог простит. Это у нее в материале „коровы дремали, как противопожарные машины“. Он смеялся, а она говорила, что это образ. А бык-производитель – это же надо такое придумать! – „отдавал зоотехникам свое семя, как выстреливал в космос“. „Тоже образ?“ – спросил Олег. „Представь себе!“ – презрительно сказала Каля. „Нет! Ты представь!.. – заорал на нее Олег. – Быка себе представь“. Она ушла, гордо шевеля лопатками. „Я криков слушать не желаю…“ Она, конечно, не без способностей, если отвлечься от того, что решительно ничего не знает. И смелая, потому что, не зная, отважно писала и сравнивала – трактор с пылесосом, колхозного пастуха с римским императором, плоскую черную школьную доску с земным шаром и даже себя почему-то с яблочным червем, которого надкусили. „Молчи, – говорили ему, – молчи. Может, это что-то рождается? В муках. Не бей, не замахивайся“.

Олег был убежден: ничего не рождается. Всего-навсего переработанный поток книжной информации. В газете цена ему грош. Девица в командировки не ездит – вот что главное. Целый день пыхтит у них кофеварка и перемываются чьи-то кости. Как и сейчас.

Кабинет Крупени был открыт. Сам он сидел за столом и что-то писал. Олег вошел без стука.

– Прибыл, – сказал он. – Об чем и докладываю. Крупеня взметнулся со стула так, что полетели на пол исписанные листки и один упал к ногам Олега. Он поднял его, протянул Крупене, в последнюю секунду увидел на листке свою фамилию.

– Это я в „Правду“. По поводу твоей истории. Их твой материал заинтересовал – я его им отдал, а это, так сказать, преамбула, чтоб они были в курсе всей каши в целом.

– Я бы мог сам, – сказал Олег, чувствуя обиду. И пожалел, что сказал, Крупеня смутился, как-то скрючился и развел руками.

– Тебя не было. И сегодня мы тебя не ждали. А хотелось не тянуть.

„Ну и скотина же я“, – подумал Олег. И вдруг понял, как важно было для Крупени написать самому эту так называемую преамбулу, которая имела для него какое-то особое значение. И ведь не такой Крупеня человек, чтобы сказать что-то не так и не то…

– Ну и правильно. Только потом покажешь, ладно? – примирительно добавил он.

– Конечно, – сказал Крупеня. – Конечно, покажу. Это же твой материал. Я его только чуть сократил. Ну, как съездилось?

– Нормально, – ответил Олег. – История грустная, но Ася ни в чем не виновата. Просто стечение обстоятельств.

– Чего ж она тогда сбежала?

– Да нет. Этого в двух словах не скажешь. Закормленная, заласканная девчонка…

– Ты меня не понял. Я об Асе.

– Почему уехала? Да нечего там было больше делать. Понимаешь? Девица пила молоко, отлеживалась, капризничала…

Крупеня потер лоб и засмеялся.

– Мы с тобой, как на разных языках! Я об одном, ты о другом. Ася уехала из Москвы. Уволилась! Понимаешь? Сразу, с ходу, едва поговорив с главным. Я с ней на минуту разминулся. Она решила, что ей вроде нельзя оставаться… Подробностей я не знаю.

– Как уехала? – не понял Олег. – А почему нас не дождалась?

– Мне это как раз и не нравится, – задумчиво сказал Крупеня. – Должна была дождаться. Тут подруга ее сегодня с утра подняла шум, позвонили в аэропорт, говорят, улетела еще в субботу. Не по-людски, а? Как скажешь?

– Ничего не понимаю, – развел руками Олег. – Что же она сказала Вовочке?

– Мне он сказал, что расстались интеллигентно. Что она не сочла возможным после такого ЧП оставаться в редакции. Вовочка, кстати, в отличие от нас с тобой, ее понимает.

– Я примитивный, – забубнил Олег занудливым голосом, как делал всегда, когда чего-то не понимал или с чем-то не соглашался. – Что было раньше – курица или яйцо? Кто первый сказал „мяу“?

– Как говорят остроумные люди, значения не играет. Дунула, понимаешь, из Москвы, как виноватая. Я в тот день долго искал такси! Приехал, а от нее только мусорная корзина с бумажками.

– Идиотка! – сказал Олег. – Паникерша!

– Будете писать материал?

– Ты меня спрашиваешь? – зло сказал Олег. – Одна баба – слабонервная, другая привыкла после командировки откисать в ванне, а мне – разбираться? Не будет материала. Ни хрена не будет. – И Олег, махнув рукой, вышел. Возле двери стояла Каля.

– Я вас жду, – сказала она, отщелкивая пепел с тонкой сигареты. – Вас интересует Ася? Она улетела еще в субботу. Я звонила в аэропорт.

– Я знаю, – сказал Олег и пошел, потому что знал, был уверен, она больше ничего не скажет, разве что, какой был голос у дежурной по порту.

– Голос у дежурной, – прожурчала в спину ему Каля, – был страшно усталый. Оказывается, этот рейс прибыл на место только сегодня утром. Почти сутки пережидали пургу где-то в дороге. – Она шла следом за Олегом, отставив далеко в сторону руку, в которой тоненько дымилась ее сигарета. – Вы должны знать, – продолжала она, – Асю выперли. Я это знаю, потому что была тогда здесь. Сегодня говорят, что она струсила и сбежала. Наверное, было и это. Но ведь ей ничего не оставалось… Я хотела внести ясность – и все. – Резко повернувшись, Каля ушла, и в длинном темном коридоре долго поблескивала ее обтягивающая кожаная юбка и как-то в стороне дымилась сигарета.

Светлана, окончив обход участка, шла к Марише. Иду-чи мимо барака Клюевой, она установила, что окна в ее кзартире уже разбиты. Разбитое стекло – меньшее, что могут сделать мальчишки. Большее – пожар, который они обязательно устроят, когда выедут старики Лямкины. А пока старики зажигают лампочки во всех пустых квартирах, мол, мы тут еще живем!

Вызовов у нее сегодня было много, как всегда в понедельник. От усталости болят не голова, не ноги, не поясница, а почему-то плечи. Что это? Генетический подарок от какого-нибудь прапрапрадеда, работавшего грузчиком, или прапрапрабабки, носившей на коромысле воду? Или это просто хрупкие женские плечи? Она уже выпил а а нальгин, потому что не любила являться домой с кислым видом. У Мариши она попросит горячего чаю – и все пройдет. Хрупкие плечи – роскошь не по времени. Только бы никого у сестры не было, чтоб она могла почувствовать себя на минутку слабой и расслабиться.

– Ты устала? – спросила Мариша. Ей было известно, что понедельники у Светланы трудные. Но тут в еще не закрытую дверь вошел Олег с мимозой. И Мариша стала сама не своя. Взяв у него цветы, она убежала на кухню, Олег почему-то пошел за ней, а Светка собирала со скатерти ложечкой ягоды и ела их, зная, что некрасиво вот так есть прямо со скатерти, но она продолжала собирать растекающееся варенье, потому что надо же было чем-то заесть эту охапку желтой мимозы?