Читать книгу - "Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров - Жеральдин Бегбедер"

Столовая ровно напротив причала, и, когда Ангелина спрашивает надменную римлянку, почему автобус не мог отвезти нас прямо туда, далековато же топать, девица принимает оскорбленный вид, будто ей задали невесть какой идиотский вопрос, и отвечает, что так положено, а если мы недовольны — плевать, ей это до лампочки.

Римлянка доставляет нас на место, разворачивается и уходит. Ангелина раздражена и обижена, она принимается нудить на тему о том, что итальянская команда третирует сербскую, считает сербов недочеловеками, черт-те как платит, просто гроши, будто этому презренному народцу ничего не надо, и разве не стыдоба видеть, что ставки для итальянской, английской и сербской групп разные, если говорить о деньгах, сербы вообще тут самые обделенные, шепчет она, а раз так — все и позволяют себе свысока к нам относиться, она с самого начала знала, что этим кончится, с самого начала, и если бы ей позарез не нужна была работа, она бы никогда, никогда не согласилась… Она еще какое-то время ноет и вздыхает, мы все ей сочувствуем, искренне расстроенные тем, как у нее все вышло, да и тем, что нам выпала участь быть членами сербской команды, конечно, это несправедливо, но разве жизнь не есть сплошная несправедливость? Впрочем, все эти огорчения не мешают нам разделываться с пищей, проявляя вполне здоровый аппетит.

— Бог свидетель, мы не будем падать духом из-за таких мелочей! — восклицает Вук и грохает кулаком по столу.

И тут приходит Марко, чтобы вести нас в костюмерную. Он чрезмерно возбужден, к тому же не в настроении — и сразу обрушивается на Ангелину с претензиями. Это ей, дескать, поручено нас пасти, и она должна была (держитесь, братцы!) сама догадаться и привести нас в костюмерную, по крайней мере, полчаса назад, и она ни хрена не делает, какого черта, в куски ему, что ли, разорваться, не может же он заниматься всем сразу… Ангелина, вконец разобиженная, никуда нас не ведет, она говорит, что Марко — предатель своего народа, потому что работает на итальянскую команду, и она больше не хочет иметь дела с этим болваном, на двадцать лет ее моложе и без какого-либо опыта, но позволяющим себе учить ее ремеслу, тогда как она сама прекрасно знает, что ей делать, а что нет. Она сейчас же идет жаловаться директору сербской группы, который сидит за одним столом с итальянскими продюсерами, все, кроме сдержанного английского продюсера, оживленно беседуют, размахивая руками, Ангелину они некоторое время молча слушают, но видно, что не слышат, что у них, продюсеров, полно своих проблем и что она их немножко раздражает, эта Ангелина, дела которой их совершенно не касаются.

Чрезвычайно возбужденный Марко хватает токи-воки и вызывает Джулию, но та не отвечает. Первый ассистент знаком призывает нас следовать за ним между столиками, мы проходим мимо Ангелины, которую Марко не удостаивает даже взглядом, мимо оживленно беседующих итальянских продюсеров и молчащего английского, мимо хорватской режиссерши Неллы Бибица — она полностью сосредоточилась на операторе-постановщике, который рисует почеркушки на бумажной скатерти и показывает руками, куда и как движется камера при съемке того или другого плана.

Следуя гуськом за Марко, попадаем в царство костюмеров-гримеров-парикмахеров на втором этаже другого строения и там обнаруживаем Джулию, без видимых занятий бегающую между костюмерами, одевальщицами и гримершами. Здесь же оказывается Мистер X со своей безумной цирюльной командой, вооруженной ножницами и еще каким-то инструментом — рассмотрев его поближе, я бы поклялась, что это машинка для стрижки. Точно, машинка, такая же, как в армии, подтверждает Вук, проводя рукой по своему ежику, а Стоян молча поглаживает гладко выбритый череп.

— Не может быть и речи о том, чтобы меня постригли наголо! — снова заводится Ален, его вот-вот хватит апоплексический удар. — Об этом не может быть и речи!

На смену цирюльницам приходит костюмерша, она показывает, где вешалки с костюмами, на которых — картонные бирки с именем актера и — чуть ниже — названием фильма, черным маркером по белому фону. После каждого съемочного дня нужно повесить костюм на место, не забыв ни единого из аксессуаров, добавляет она. Вокруг Вука, Стояна и Алена суетятся одевальщицы, Ален уже на грани нервного срыва, особенно после того, как Марко, передав его в руки одевальщиц, жестом показывает им стрижку под машинку, а чертовка Джулия, которую все это очень забавляет, немедленно повторяет его жест.

Говорю, пытаясь выиграть время:

— Все в порядке, Ален, милый, все в порядке, не волнуйся, они только чуть-чуть подстригут, совсем чуть-чуть…

Но Ален бросает на меня такой мрачный взгляд, что я тут же затыкаюсь. К счастью, ему широки брюки, они сползают, что-то там напутали с размерами, и вообще ему дали не те штаны, которые он мерил в пошивочной, начинается паника: куда подевались нужные штаны цвета хаки, их приходится искать, штаны находятся там, где никто бы и не подумал, что они могут быть, потом время уходит на ругань между одевальщицами, кто мог туда засунуть важнейшую часть костюма, и зачем, и почему такое произошло…

Словом, Вука и Стояна уже постригли, в чем лично я не видела большой необходимости, и они переходят во власть гримерш, но тут возвращается распаленная Джулия и кричит, что надо торопиться, скорее, скорее, скорее, нас ждут на съемочной площадке. Ален, пользуясь этим, в последнюю секунду уворачивается от машинки и кидается прямо в объятия итальянских гримерш. Он отодвигает роковую минуту, он пускает в ход свое обаяние, он смотрит жалобнее некуда, он скулит: в другом фильме ему предстоит играть главного героя и, если ему обреют голову, придется навсегда распрощаться с ролью своей жизни… Естественно, девушки сочувствуют страху такого красавчика за волосы и принимают общее решение: нельзя тронуть ни единого волоска, нельзя погубить на корню карьеру первого любовника. Они выступают единым фронтом против Мистера X и его команды в майках с английской надписью «Любовь — в волосах», те ничего не могут понять в резком повороте событий, тогда итальянки от намеков переходят к прямым оскорблениям, утверждая, что все сербские парикмахеры — варвары и вандалы, лишенные малейшей креативности, и думают только о том, как бы оболванить всех и каждого. Достаточно, дескать, взглянуть на белградскую молодежь, чтобы оценить масштабы бедствия.

Обвинение следует за обвинением, атмосфера накаляется, наступает момент, когда все уже в лихорадке, и какая-то из итальянских гримерш, решив, что пора перейти от слов к делу, хватает машинку для стрижки и бегает с ней за Мистером X по комнате с намерением — о святотатство из святотатств! — покуситься на его золотой гребешок. Крики, вопли, «Боже мой!» по-сербски, «Боже мой!» по-итальянски, «Боже мой!» со всех сторон, начинается сражение, обе команды дерутся за машинку для стрижки, выдирая ее друг у друга, битва в разгаре, и вот уже из соседней комнаты, где спрятался Мистер X, раздается рев раненого зверя, и оттуда выбегает одна из гримерш, размахивая с торжеством, подобным торжеству Далилы, прядью волос белградской знаменитости.

Ален, снова пользуясь моментом, пытается хоть каким-нибудь образом натянуть на себя пилотку, доброжелательные одевальщицы, окончательно взявшие его сторону, помогают ему, закрепляя ее шпильками и заколками, прибегая ко всевозможным хитростям, чтобы замаскировать предмет споров его густую шевелюру, которую все же удалось спасти…