Читать книгу - "Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - Андрей Пальваль"

– Ты в какой армии был?

– … – я замялся.

– Можешь говорить, не бойся.

– Из украинской. Мы стояли на высоте, нас обстреливали неделю, потом попали в плен, сейчас вот пытаюсь вернуться домой – убежал.

Не то, чтоб её очень обрадовал тот факт, что я из ВСУ. Но и не огорчил. Скорее, она смотрела на меня как на человека, нуждавшегося в помощи.

– Сыночка, ты, наверное, несколько дней уже идёшь. Тебе, может, и поесть надо?

– Да, если можно…

– Сейчас, подожди тут.

Она ушла и через несколько минут вернулась с помидорами, двумя сырыми яйцами, оладьями и молоком.

– Дед у нас злой на украинскую армию. Он ходил недавно в магазин. Ему в очереди «объяснили», кто нас бомбил – в словах бабушки и том, как она говорила, мне почувствовался лёгкий сарказм.

На лавочке лежала старая газета, ещё с тех времён, когда тут стояли наши ВСУ. Я жевал и поглядывал на изображение карты АТО (то самое, на которое мы смотрели в 2014-м чутьли не каждый день). Да, всё верно, вот оно – Старобешево, а к юго-востоку Волноваха. Туда мне и надо двигаться.

– С какой, он говорит, армии?! – прокричал в нашу сторону дед, выйдя из сарая.

– С украинской – ответил я.

– Тьфу! Иди сдавайся. Если ты ничего не делал то тебя отправят домой.

– Зачем мне сдаваться? Они меня там месяц продержат. А я хочу скорее вернуться домой, увидеть жену и дочку. – При мысли о семье у меня комок подкатил к горлу. И последние слова я договорил с трудом.

Бабушка махнула рукой на деда, шикнула ему что-то. И он, возмущаясь вполголоса, удалился.

– А ты кто сам по национальности? – спросила бабушка, как-то странно на меня глядя.

– Я? Я сам украинец, жена русская… – вопрос про национальность меня удивил. Про жену я добавил на всякий случай, кто их знает, какие тут мифы ходят. Вдруг они и вправду верят, что мы «русскоязычных младенцев распинаем».

– Ааа… – как-то неопределённо, скорее для себя, произнесла она.

Потом она, как бы извиняясь, посетовала на бедность, что не может помочь как-то ещё. Живут без света. В магазине пусто. Пенсии не платят. Показала следы от осколков на доме, после взрывов. Честно сказав, что не известно, кто стрелял, в ответ на мой вопрос.

Я подумал, что могли быть и наши, ТБД есть ТБД. Мирные люди на линии соприкосновения страдают от обеих сторон. Хотя более вероятно, что если там стояли ВСУ, то стреляли скорее всего россияне или нерегуляры-коллаборанты (сепары).

Ещё она рассказала, как, выходя из села, колона ВСУ испугала всех местных жителей, пустив очередь из пулемёта вверх. Вроде бы ничего страшного не произошло, предупредительные выстрелы. Может, кто-то блокировал дорогу… Но в глазах местных это был акт геноцида. Сама бабушка рассказывала об этом, и было видно, что она переживает, вспоминая. Хотя я понимал, что это все такие мелочи по сравнению с тем, что могло быть и может быть дальше. Я видел, как утюжат по площадям, выбивая наших с позиции.

Разговаривая, она всё время смотрела на меня, как будто испытывая когнитивный диссонанс. В какой-то момент, когда я отвечал ей, она не выдержала и продолжила вслух мысль, которая явно не давала ей покоя:

– Разговариваешь ты вроде по-русски, без акцента… А ты точно украинец?

– Ну да… Папа из-под Харькова, мама из-под Чернигова…

– Хм… Что же ты такой чёрный…

– Такого сделали… – с улыбкой ответил я, переводя в шутку.

К тому времени, я не видел себя в зеркало уже пару недель. Даже удивился, ну, брюнет с темно-карими глазами… Да большинство таких, что тут удивительного? Но спорить не стал. Только потом, через день, когда брился, я увидел себя в зеркало и, наконец, понял, почему она так реагировала. Но это потом.

– Русские пообещали, что они порядок за две недели наведут, – с уверенностью в голосе поделился своей радостью подошедший дед.

– Ну что же… удачи. Вам бы пережить период безвластия. Сейчас Украину выгнали, Россия не пришла. Тяжело тут будет в это время. (Говоря о России, которая не пришла, я имел ввиду государственные институты, а не войска, отсутствие хоть какой власти для стариков – это выживание на собственных запасах, в условиях беззакония и безденежья).

Бабушка налила в мою бутылку воды, положила остатки еды в пакет и дала мне, извиняясь, что больше ничем помочь из-за бедности не может. Я подумал, уже и так здорово помогли и надо будет найти стариков после войны, сказать им спасибо, привезти подарков. Она объяснила, куда мне идти на Старобешево. Мы обнялись с ней, и, держа в руках полиэтиленовый пакет с водой, парой оладьев и помидор, отправился дальше.

Я перешёл низину, поросшую очеретом. Вышел из села и пошёл, взбираясь на холм вверх, вдоль посадки. В конце поля, в посадке, валялся мусор. Тут кто-то раньше отдыхал – валялись пустые бутылки, кульки и обёртки.

Среди всякого бесполезного хлама мне бросился в глаза тонкий рулон туалетной бумаги. Он был очень похож на тот, что я оставил несколько дней назад на источнике, когда мы заблудились. Такой же по размеру и слегка покорёженный – явно отсырел ночью, а потом высох на солнце. Я взял бумагу с собой.

А ещё через пятьсот метров понял, насколько вовремя мне попался этот рулон. Вчерашняя гнилая вода не прошла бесследно. Пришлось снова задержаться в посадке.

Выйдя из посадки, я внимательно осмотрел село внизу. Никакого движения, никто не ищет и не едет вслед. Значит, старики не выдали.

Дальше было выжженное поле, на котором из земли торчали трубы от «града». Подсолнухи… опять… И грунтовая дорога. Мягкая от того, что по ней ездила гусеничная техника. В результате земля в колеях превратилась в лёгкую пыль. Я снял неудобные ботинки и носки. Завернул их в ватник, связав снаружи рукавами, сделав из него подобие узелка, только большого. Пошёл босиком, на несколько сантиметров погружаясь в пыль ступнями. Так идти было легче и приятнее. Прошёл пересечение с другой грунтовкой, где лежали штабелями пустые зелёные ящики от боеприпасов, но никого не было. Прошёл по дороге не таясь, просто было чувство, что там никого нет и можно проходить мимо.

Шёл дальше, наслаждаясь ощущениями, периодически оглядываясь и прислушиваясь. Я ещё не слышал звуков, просто очередной раз захотелось оглянуться – сзади, на перегибе дороги, меня догоняла колонна техники. Пришлось прыгать в посадку босиком и залегать за деревьями. Спустя время мимо проехали несколько коробочек и грузовиков. Если бы они и обратили внимание на мои следы, то отпечатки босых ног у них не вызвали бы интереса. Мало ли сельских детей. Я подождал немного, аккуратно высунулся, посмотрел, как они исчезают впереди, и двинулся дальше.

В какой-то момент мне стало внутренне не комфортно идти по дороге – менялся её характер (не спрашивайте меня, что это значит). Я обулся, зашёл в посадку и продолжил, хоть и медленно движение в «зелёнке», иногда выходя на поле с другой стороны. Идти пришлось недолго, через сотню метров я подошёл к примыканию другой посадки. Дальше по диагонали было поле, за ним село в пару улиц («гуглмапс» говорит, что оно называется Горбатенко).