Читать книгу - "Сегодня и вчера, позавчера и послезавтра - Владимир Новодворский"

Встаю, ставлю чайник. На завтрак хлеб, и остался кусочек селедки с выходных. Одеваемся тихо, чтобы не разбудить папу, выходим на улицу. Слышен грохот – по Литейному проспекту идут танки. Бежим к перекрестку Петра Лаврова и Литейного, наш дом угловой. Люди говорят, эти танки прямо с фронта. Вдруг женщина неподалеку от нас с Верой пронзительно вскрикивает «Сережа!» и бросается к танку. Тот резко останавливается, скрежеща гусеницами, в башни спрыгивает офицер-танкист, обнимает эту женщину, и оба плачут, а люди бросают им цветы. Война многих разлучила, почти все потеряли близких, но ждут и надеются дождаться.

Когда мы вернулись, папа сидел за столом. Стол большой, круглый, прямо в центре комнаты, напротив зеркала. Зеркало тоже большое, до потолка, венецианское. Пока мы жили в Зеленодольске, многие вещи из нашей комнаты пропали, но мебель осталась. Картину с японской вышивкой золотом, она называла ее шпалерой, мама засунула в стол, но картина тоже исчезла. Мама ее спрятала так же, как прятал драгоценности человек, у которого они с папой вместе делали обыск. Но и драгоценности, и картину все равно нашли – значит, не наша.

– Нина, я хочу с тобой поговорить, садись. – Папа поставил стул напротив себя.

Я села. Он был спокоен, но глаза потускнели, в них поселилась печаль.

– Хочу, чтобы ты знала: если Дора уйдет к Павлу Семеновичу, то Веру может забирать, но ты должна остаться со мной. – Он говорил негромко, но так, что я поняла, для него это очень важно.

Я молчала. Что тут говорить? Мне не хотелось, чтобы мама уходила.

– Я говорю абсолютно серьезно, если уйдешь ты – застрелюсь. – Глаза у него вспыхнули, он резко встал. – Вернусь вечером, мне на службу. – И вышел из комнаты.

Я приросла к месту.

– Нина, а куда меня мама может забирать?

После Вериного вопроса я уже не смогла сдержать слезы и выбежала, чтобы закрыться в туалете. Почему, когда вокруг с каждым днем становится лучше, ярче, меня преследует боль оттого, что самые дорогие мне люди страдают, и я вместе с ними. Вера билась в дверь. Пришлось выйти. Я умылась холодной водой, устроилась на оттоманке и открыла Джека Лондона. Мне срочно требовалось куда-нибудь отправиться, хоть ненадолго.

Дверь резко распахнулась, вошла мама, окинула взглядом комнату, сняла пальто, туфли.

– Здравствуйте. Вы обедали?

– Ждали тебя. Папа ушел на работу, – сказала я, отложив книгу и спихнув Веру. Сестра ползала по мне, устроив из пледа какие-то границы. Она с детства отстаивает свою территорию, наверное, когда вырастет, станет хорошей хозяйкой. У нее будет свой дом, огороженный забором, муж и дети, окруженные заботой.

– Накрывайте на стол, пойду на кухню, разогрею суп.

– Мама, – я взяла ее за руку, – папа сказал, что ты можешь, взять Веру, если Вы разойдетесь, а я чтобы осталась с ним.

Она села, потом быстро встала, открыла шкаф и принялась собирать вещи.

– Мама, что ты делаешь?

– Я всегда терпела его интрижки. Даже уезжая с вами на лето, разрешала ему заводить шашни с кем-нибудь из моих подруг, а по возвращении смеялась, когда они ходили, как надутые гусыни. Как же! Ваня же их предпочел! Да если они б знали, что всё с моего одобрения и выбирала я, а не он! А то разгребай потом, куда его черт занесет. И тут он вдруг такой весь принципиальный. Мы концы с концами свести не могли, он даже денег не присылал, сама, мол, справишься, да, еще с маленьким ребенком! У него же голова не болит, где потом жить. А если б без комнаты остались?

Говоря все это, она швыряла вещи в чемодан, он и на половину не заполнился. В этот момент вошел папа и увидел сборы. Не смотри я прямо на него, не узнала бы этот скрипучий, надрывный голос:

– Ну, что, собралась уже к своему дорогому Павлу Семеновичу?

Мама, не ответив, вышла из комнаты.

– Папа, зачем ты так? Почему не хочешь с ней поговорить?

– Ты же видишь, она уже собралась уходить. Не о чем говорить.

– Папа, ты ведь не хочешь, чтобы мама уходила. Скажи ей, пусть остается, я тебя очень прошу.

Я подошла и обняла его, Вера тоже подбежала и повисла у него на коленке.

– Я пойду позову маму, скажу, что ты зовешь.

Он промолчал, но молчание, решила я, знак согласия, и побежала на кухню. Мама курила, выпуская большие струйки дыма, они скрывали ее лицо.

– Мама, тебя папа зовет.

– Не придумывай, никто меня не зовет. Чтобы такой орел кого-то звал? Да сейчас!

Я взяла ее за руку и буквально потащила за собой. Она сопротивлялась, но несильно. Мы вошли в комнату.

– Ты меня звал?

Она говорила спокойно, струйки дыма еще медленно слетали с ее губ.

– Я не хочу, чтобы ты уходила, – Папа стоял лицом к окну. Его рука лежала на спинке стула, пальцы были совершенно белые.

– Хорошо, переодевайся. Я разогрею суп.

Он ушел за ширму переодеваться, мама – на кухню, а мы с Верой остались одни на поле боя. Сражение закончилось. Главное, все живы.