Читать книгу - "Создатель ангелов - Стефан Брейс"

— Рад слышать вас, доктор Хоппе.

— Помните, мы в прошлый раз говорили о Боге? Вы сказали, что я обошел Господа Бога.

— Да, конечно, помню.

— Я передумал.

— Значит, это действительно так?

— Я имею в виду, что хочу попробовать кое-что другое.

— Другое, чем что?

— Чем получать потомство от исключительно женских или исключительно мужских родителей. Если человек решится обойти Господа Бога, он должен отважиться попробовать свои силы в других областях.

— Что вы имеете в виду?

— Бог создал человека по своему образу и подобию.

— Да, и из ребра Адама Он создал ему жену…

— Это возможно. Из ребра мужчины сделать женщину. Это прекрасно получится. И не кажется мне особенно трудным. Если вынуть ядро из костных клеток и поместить туда ядро…

— Доктор Хоппе, я пошутил. К чему вы клоните?

— …

— Доктор Хоппе?

— Клонирование.

— Клонирование?

— Клонирование. Создание генетически идентичной копии…

— Я знаю, что это означает, но кого именно вы хотите клонировать?

— Мышей, например.

— Это невозможно. С биологической точки зрения невозможно клонировать млекопитающих.

— Это вопрос техники. С правильными средствами должно получиться. В принципе это даже проще, чем мои предыдущие эксперименты.

— Даже не знаю. Вы меня ошеломили. Давайте обсудим это в другой раз. Когда вам будет удобно? Может быть…

— Завтра. Я приеду завтра.

— Как вам угодно. В десять часов? Вам подходит?

— В десять часов.

* * *

Однажды Йоханна Хоппе не встала с постели. Она ничего не ела и вставала, только чтобы сходить в туалет. Она осталась лежать и на другой день, и все последующие дни. Муж несколько раз пытался уговорить ее, но каждый раз оказывался изгнан из комнаты гневным движением руки и в конце концов сдался, а две подруги, заходившие уже третий день, вновь ушли, качая головой. Поначалу у Йоханны регулярно происходили истерики, но постепенно они прекратились, и в ее глазах начал меркнуть блеск. Единственным оставшимся проявлением жизни были приступы гнева, во время которых она несколько минут била себя кулаками по голове. Вскоре наступило ухудшение. С ее лица исчезли все проявления чувств, из тела ушло всякое движение, кроме биения сердца.

В Вольфхайме это никого не удивило.

— Она с тех пор так и не оправилась.

— Безумие ребенка давно засело и у нее в крови.

— После родов она так больше и не разрешила доктору Хоппе даже притронуться к себе.

— Она по пять раз в день принимала ванну.

— Она никогда не гасила свет по ночам.

— Как с чертом поведешься, так и жди беды.

— Давайте помолимся.

Жителей деревни еще меньше удивило то, что доктор сам ухаживал за женой, вместо того чтобы отправить ее в больницу. Он лучше всех знал, в каком состоянии она находится, и мог сам давать ей лекарства и, если надо, ставить капельницу.

— Для нее так лучше, — повторял он настойчиво, как раньше то, что его сыну будет лучше в приюте у сестер-кларисс.

Многие жители были, однако, немало изумлены, когда однажды стало известно, что доктор забрал ребенка из монастыря и поселил у себя в доме.

— Ему и так тяжело с женой.

— Она бы ни за что этого не допустила.

Несмотря ни на что, доктор Хоппе не предпринимал никаких усилий, чтобы скрыть сына от жителей деревни, что некоторым казалось даже вызывающим. Он брал мальчика с собой, когда ходил за покупками, оставлял его ждать в машине, когда посещал больных, и время от времени ходил с ним на прогулки по деревне, при этом здороваясь со всеми как ни в чем не бывало.

Все, естественно, сразу же заметили, как похожи отец и сын — волосы, рот, глаза. Но еще больше, чем сходство с отцом, жителям деревни бросалось в глаза, что с мальчиком что-то не так.

— Он ничего не говорит.

— Он не смеется.

— Он туповат.

Большинство жителей так и не смогли понять, почему доктор забрал Виктора из приюта, особенно после того как пастор Кайзергрубер, принявший год назад приход в Вольфхайме, обмолвился, что в теле мальчика все еще обитает зло. Он сам слышал это от аббатисы. Если же кто-то из соседей осторожно осведомлялся у доктора о его сыне, то в ответ раздавалось только одно:

— Это была ошибка. Виктору там было совсем не место.

В лицо ему понимающе кивали. Но никто ему не верил. И чем чаще люди видели мальчика, тем чаще у них возникало убеждение, что с ним действительно что-то не так и это явно не к добру.

Карл Хоппе знал об этих разговорах, и поэтому ему хотелось показать всем, что с его сыном все в порядке, но показывать, к сожалению, было практически нечего. Виктор не только не говорил ни слова, но и редко проявлял эмоции. И все-таки доктор повсюду брал его с собой в надежде, что контакт с обычными людьми разбудит мальчика. Все сводилось к тому, что Виктор должен был пережить второе рождение. Так себе это представлял его отец.

О чтении, про которое говорила сестра Марта, пока не было и речи. Виктор листал детские книжки, но не более того. А в ответ на вопросы, которые задавал отец, мальчик чаще всего пожимал плечами или вообще никак на них не реагировал.

Тем не менее доктор продолжал верить, что однажды все изменится. Должно возникнуть доверие, повторял он себе снова и снова. В этом убедила его сестра Марта. Как мальчик может сразу взять и забыть то зло, что он причинил ему за эти почти пять лет? Поэтому он продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с сыном. Как и со своей женой, хотя она впала в состояние сна, из которого ее уже нельзя было вывести. Не получая ни слова в ответ, Карл Хоппе вел с ней долгие беседы и за короткое время рассказал больше, чем за все годы до этого.

Но о том, что он забрал домой Виктора, доктор промолчал. Он не солгал, он просто не стал ничего рассказывать, испугавшись, что жена навеки проклянет его. Поэтому, да и не только поэтому, было даже лучше, что Виктор никогда не подавал голоса.

Однажды появилась надежда. На время приема пациентов он оставил сына в бывшем ателье своей жены и усадил мальчика перед собранным наполовину пазлом, который начала складывать его жена за несколько дней до того, как окончательно слегла.

— Складывай дальше, — сказал он Виктору, показав на двух кусочках, что надо делать.

Он не строил никаких иллюзий, потому что в пазле, изображавшем Вавилонскую башню, было две тысячи деталей. Просто в тот момент в доме не нашлось ничего, чем можно было занять мальчика. А в приюте он иногда видел, как пациенты собирали пазлы. Сестра Марта говорила, что это хорошая терапия, она помогает внести структуру в беспорядок, царивший у них в головах.