Читать книгу - "Я никогда не обещала тебе сад из роз - Джоанн Гринберг"

В тишине, которую прорезал сноп солнечных лучей с пляшущими в нем пылинками, Дебора подумала, что, похоже, впервые открыто высказала свои истинные чувства. Если все это правда, так тому и быть, но перед уходом из кабинета она хотя бы выплеснет усталость и отвращение от этого темного, мучительного мира.

Доктор ответила попросту:

— Что ж, список внушительный. Мне кажется, не все пункты соответствуют действительности, но по крайней мере наша задача теперь ясна.

— Сделать меня приветливой, милой, покладистой и научить радоваться каждому новому обману.

— Помочь тебе выздороветь.

— Заткнуть мне рот, чтобы не лезла со своими жалобами.

— Нейтрализовать те, которые проистекают из смятения твоих чувств.

Удавка затянулась еще туже. Страх неудержимо пульсировал в голове и туманил зрение серостью.

— Вы говорите, как все: лживые жалобы на вымышленные болезни.

— По-моему, я сказала, что ты серьезно больна.

— Как и прочие, кого сюда запихнули? — Она осмелилась подойти совсем близко, слишком близко к черным пределам ужаса.

— Ты хочешь узнать, правомерна ли твоя госпитализация и относится ли твой недуг к разряду психических расстройств? Если так, отвечу «да». Я считаю, что именно такова природа твоего заболевания, но, если ты будешь стараться изо всех сил и если твой лечащий врач тоже будет стараться изо всех сил, у тебя, я считаю, может наступить улучшение.

Вот так, открытым текстом. И все же, несмотря на ужас, связанный с завуалированным, обойденным словом «сумасшедшая», с этим невысказанным словом, которое сейчас вертелось у нее в голове, Дебора узрела в словах врача некий отсвет, мерцавший и прежде в самых разных помещениях. И дома, и в школе, и во всех медицинских кабинетах звучало злорадное: «ВСЕ У ТЕБЯ НОРМАЛЬНО». Однако сама Дебора уже много лет понимала, что у нее далеко не все нормально, что дело куда серьезней, чем временная потеря зрения, резкая боль, хромота, ужас и провалы в памяти. Ей вечно повторяли: «Все у тебя нормально, а если бы ты еще…» Теперь наконец хоть кто-то оспорил прежние злопыхательства.

Доктор спросила:

— О чем задумалась? По лицу видно: напряжение чуть-чуть отступило.

— Я задумалась, в чем разница между правонарушением и преступлением.

— В каком смысле?

— Арестант признает себя виновным в отсутствии острого тра-та-тита и соглашается с вердиктом «придурь первой степени».

— Скорее, второй степени, — едва заметно улыбнувшись, сказала доктор. — Не вполне преднамеренно, но и не полностью умышленно.

Перед глазами у Деборы неожиданно возникли ее родители, стоящие очень одиноко, но все же вместе по другую сторону запертой бронированной двери. Без умысла, но с предварительным намерением.

В соседнем кабинете зашевелилась сестра-практикантка, как будто напоминая, что отведенное время вышло.

Доктор сказала:

— Если возражений нет, назначим следующую встречу и начнем наши беседы. По моему убеждению, если мы с тобой будем вкалывать как черти, то победим эту дрянь. Но еще раз уточню: я не собираюсь вытягивать из тебя никакие симптомы против твоей воли.

Дебора уклонилась от прямых обещаний, но позволила себе изобразить на лице очень осторожное «да», и доктор это увидела. Из кабинета они вышли вместе с Деборой, которая старательно делала вид, будто она сейчас находится вовсе не здесь, будто не имеет ни малейшего отношения к этому флигелю и к его хозяйке.

— Завтра в это же время, — сказала доктор медсестре и пациентке.

— Она вас не понимает, — вставила Дебора. — Харон владел только древнегреческим.

Доктор Фрид коротко усмехнулась, но тут же посерьезнела:

— Надеюсь, когда-нибудь я помогу тебе увидеть этот мир непохожим на стигийский ад.

Практикантка и больная повернулись и вышли на улицу; Харон в белой шапочке и полосатой униформе переправлял в застенки отделившийся от тела дух. Наблюдая из окна за их продвижением к главному корпусу, доктор Фрид думала: где-то под этой акселерацией и ожесточенностью, где-то под этим заболеванием, чьи границы пока не поддаются определению, лежит скрытая сила. Она там, она действует; она отозвалась проблеском облегчения, когда был озвучен факт болезни, и более всего проявилась в «суицидной попытке», немом крике о помощи, и в заявлении, таком дерзком и драматичном, на какое способны лишь подростки и несдающиеся больные, что игра окончена и покровы сняты. Факт этой душевной болезни вырвался наружу, но болезнь как таковая по-прежнему глубоко прячет свои корни в жерле вулкана с обманчиво зеленеющими склонами, а глубоко под вулканом зарыты семена воли и стойкости. Доктор Фрид со вздохом вернулась к работе.

— В этом случае… в этом случае я способна только начать движение! — пробормотала она, переходя на родной язык.