Читать книгу - "Белый человек - Александр Кондратьев"

— Соберись, — прошипел он. — У тебя еще сын есть. Подумай о нем.

Анастасия посмотрела на доктора с ненавистью, но сразу замолчала — будто кто-то выключил звук. Анатоль невольно поймал себя на мысли, что этот нелепый плач был направлен вовне — Анастасия не столько оплакивала дочь, сколько показывала окружающим, как велико ее горе.

«Что за семейка?» — подумал доктор и решительно покатил в направлении дома старосты.

* * *

На руку Григория страшно было смотреть — будто староста засунул ее в печь и хорошо прожарил. Кто-то заботливо подобрал пальцы, разлетевшиеся во все стороны при взрыве, и они лежали на испачканном платке на столике у кровати. Там же лежала потрепанная книжка, которую Григорий, видимо, читал на ночь.

Что делать с этими пальцами, Анатоль не имел не малейшего представления. «Использовать как закладки?» — съязвил он внутри себя. Будь он чуть более искусным врачом, наверное, он смог бы пришить их обратно, вот только пришивать их было решительно не к чему.

Отвратительная рана снова напомнила Анатолю об ужасах войны. Живот скрутило, и доктора едва не вырвало. Он обрадовался, что удалось сдержаться, но в остальном радоваться было нечему.

— Единственное, что я могу сделать, — сказал Анатоль, — прижечь рану, чтобы избежать заражения. Писать вы уже никогда не сможете и великим музыкантом вам не стать. Но, с другой стороны, вы уже и не в том возрасте, чтобы осваивать что-то новое. Вы сможете толкать двери, даже, наверное, сможете драться, и это хорошая новость.

— Пошел ты! — простонал Григорий. — Засунь свое чувство юмора себе поглубже в задницу.

— Лучше бы вы засунули пистолет себе поглубже в задницу и нажали на курок. Тогда вы избавили бы нас от своей глупости, — огрызнулся Анатоль. — Вы с Русланом что-нибудь слышали о суде? Знаете такое слово? Вы впервые столкнулись с серьезной проблемой в Приюте — и все, что вы смогли сделать, это достать ржавый пистолет и начать палить по кому попало.

— Не смей так разговаривать с моим мужем! — взвизгнула Анастасия.

— Да, оставь папу в покое! — поддакнул из-за маминого плеча Антон.

— Успокойтесь, — сказала Снежана ровным голосом. — Вас вообще не должно быть здесь. Мы вас пустили к отцу, потому что ваши стенания за дверью расстраивали пострадавшего.

— Быть калекой значит быть на особом положении. Я могу говорить все, что взбредет в голову, и это сойдет мне с рук, — улыбнулся Анатоль.

— Ты ведь так меня и не простил, да? — то ли прошипел, то ли простонал Григорий.

— Конечно, ведь это ты отправил меня на ту мясорубку. А мог бы сходить туда и сам. Но я рад, что и тебе досталось немного боли. То, что случилось здесь сегодня, я видел там каждый день.

— Если не собираешься мне помогать, проваливай. Когда я приду в себя, я с тобой еще поговорю.

— Милая, — сказал доктор Снежане, — подай мне кочергу, пожалуйста.

Анастасия попыталась преградить дорогу Снежане, но та холодно посмотрела на нее:

— Не мешайте лечению, пожалуйста.

Женщина постояла в нерешительности, а потом сделал неуклюжий шаг в сторону.

Медсестра сняла со стены большую ватную перчатку, надела ее и вытащила раскаленную кочергу из камина.

— Ну что, дорогой староста, — усмехнулся Анатоль, — сейчас будет немного больно. Самую малость. Но все — для вашего же блага. Дорогая, приложи-ка инструмент сюда, а потом сюда.

Если крик был бы осязаем, то староста исторг из себя высокую-превысокую башню, а потом, отвечая на новое прикосновение, воздвиг рядом еще одну, чуть выше.

* * *

Снежана сказала Глебу, что ее сегодня не будет весь день. Денек у всех сегодня выдался еще тот, что правда, то правда. Но Глебу не было особого дела до проблем старосты, до Пейла Арсина, до мертвых женщин — ему не было дела до женщин вообще. И потому он решил не терять ни минуты удивительного вечера и широких возможностей, которые открывались в связи с отсутствием мамки.

Она и вчера не ночевала дома, но заранее об этом не предупредила, так что Глеб ждал ее до последнего и все больше обижался, потому что мог провести это время куда приятнее.

Когда Снежана ненадолго зашла домой, вернувшись от старосты, и сказала, что ей опять нужно уйти и сегодня он остается за главного, в животе Глеба как будто распустился прекрасный цветок. Желание завладело им, и перед внутренним взглядом калейдоскопом побежали страстные образы. Он помылся, тщательно побрился и вышел из дому.

Разыскать Евгения не составляло труда. Несмотря на то, что убийство этой шлюшки утром поставило Приют с ног на голову, к обеду все более-менее пришли в себя и занимались своими делами, хотя и дрожали от возбуждения и гудели, как рой растревоженных пчел. Евгений играл в местном оркестрике, и они готовились к выступлению вечером в местном кабаке, репетировали мелодии позаунывнее в местной школе.

Глеб проскользнул в актовый зал и сел в заднем ряду. На репетицию забрели еще несколько человек, но никто не слушал: шептались о событиях дня. Для Глеба, наоборот, события дня ничего не значили, его больше занимало то, что может случиться вечером. Он пожирал глазами Евгения, который медленно вышагивал по сцене с инструментом. Евгений играл на трубе и весь раскраснелся от усилия. Это зрелище завораживало Глеба. Для него оно служило обещанием.

Евгений увидел Глеба и подмигнул ему. Тот расплылся в улыбке. Остальные участники оркестра если что и подозревали, то не подавали виду. Вообще, на них можно положиться: они часто прикрывали Евгения перед женой. Может, все они были педиками. Да, скорее всего — он видел, как они на него смотрят. Но так же они смотрели на Евгения. Любовники часто изводили друг друга ревностью и поминали остальных музыкантов. Всех, кроме Василя, гитариста, — Вериного дружка.

Когда отыграли, запыхавшийся Евгений спустился к Глебу и пожал руку.

— Сегодня у меня, — промурлыкал Глеб.

Евгений как-то неуверенно улыбнулся.

— Сегодня?.. Тут такие дела…

— Какие дела? — переспросил Глеб, чувствуя, как по сердцу бежит трещина.

— Ну как какие! Лилия, староста, Пейл Арсин…

— Плевать! В кои-то веки удается получить в распоряжение кровать, а не подставлять зад холодному ветру, — прошептал Глеб со злобой.

— Ты животное, — сказал Евгений.

— О, еще какое!

— А что я жене скажу? — сказал Евгений с легкой улыбкой, как человек, который просит, чтобы ему разрешили сделать то, что он хочет. От этого трещина на сердце Глеба остановилась и обернулась вспять.

— Скажешь, что вы с ребятами будете всю ночь репетировать похоронные марши. Ночь — отличное время для этого, ты не находишь? Ребята тебя прикроют, если что.

Евгений улыбнулся, пожал плечами и покачал головой.