Читать книгу - "После бала - Энтон Дисклофани"

Мне было пятнадцать, когда умерла моя мама. Был декабрь, канун Рождества. Через неделю после похорон мы с Джоан все еще жили в мамином доме, прогуливали школу и спали до обеда, засыпая с рассветом. Джоан тогда пообещала мне, что я перееду в семью Фортиер в Эвергрин. Я хотела переехать, очень хотела, но мне не верилось, что это случится. Джоан любила меня, а я любила Джоан, но Мэри и Фарлоу – не мои родители.

Фарлоу приехал в Техас из Луизианы еще в молодости, заработал состояние и остался. Это нормально для Техаса: ты приезжаешь на пару дней, а потом однажды оглядываешься и понимаешь, что так и не покинул это место. Он построил Эвергрин в качестве свадебного подарка для Мэри. Это элегантная усадьба с огромными колоннами по бокам от главного входа, с креслами-качалками и окнами с черными шторами. Он назвал усадьбу Эвергрин в честь его любимых магнолий, украшавших подъездную аллею.

Фарлоу и Мэри хотели, чтобы я жила с ними, потому что я заботилась о Джоан. У меня был доступ в места, куда они попасть не могли. Но тогда я этого не понимала. Тогда я просто преданно ходила за ней на вечеринки, следила, чтобы она вовремя возвращалась домой, вырезала наряды из журнала «Harper’s Bazaar» и отдавала их Мэри, а она, в свою очередь, покупала их Джоан.

Я спала в доме, который знала с рождения, Джоан спала рядом и тихонько похрапывала (никто не мог подумать, что такая девочка, как Джоан, может храпеть, но это так), как вдруг зазвонили в дверь. Сперва я подумала, что это мама. Я села в постели, сориентировалась в пространстве, у меня во рту пересохло от сладкого белого вина, которое мы пили накануне вечером. У меня в голове крутилась строчка из песни Фрэнка Синатры, которую мы слушали всю осень: «That’s when I’ll be there always, not for just an hour, not for just a day»^[1].

Конечно же, это не мама. Мама умерла.

– Сесе? – Джоан села возле меня. У нее охрип голос.

Она положила свою теплую щеку на мое плечо, и на секунду мы успокоились. В дверь снова зазвонили, но я не шелохнулась. Я не хотела видеть никого в этом мире. Я просто хотела сидеть с Джоан и забыть обо всех заботах. Звонил мамин адвокат, чтобы договориться о встрече. В доме остались некоторые ее вещи – всяческая мелочь: фарфоровые шкатулки, антикварные бутылочки из-под парфюма, бесконечная куча одежды, – и все это нужно было разобрать. Мой отец, который постоянно жил в гостиничном номере в Уорике, также мог быть и в Швейцарии. Я знала, что он там со своей любовницей. С женщиной по имени Мелани, на которой он женится и заберет в Оклахому сразу же после того, как высохнут чернила на свидетельстве о смерти мамы. Я не обвиняла его, но и видеть тоже не хотела.

Джоан попыталась встать в третий раз.

– Позволь мне, – сказала она и подняла свой плед с пола.

Вскоре она вернулась с Мэри, которая внимательно осмотрела комнату, затем подняла с комода пустую бутылку из-под вина, и лицо ее скривилось в гримасе. Джоан, стоящая вне поля зрения Мэри, скопировала ее, и я предательски засмеялась.

На тот момент Мэри была секретарем Юношеской лиги; как говорила моя мама, в следующем году она станет президентом. Моя мама не понимала Мэри Фортиер: Мэри не была красивой, не владела большими деньгами, но была влиятельной. Такая женщина, как Мэри, не соответствовала маминым взглядам на мир. Мэри всегда была полна неопределенности, сомнений.

– Пора идти, – сказала Мэри.

Конечно же, я не называла ее Мэри. Спустя несколько недель моего проживания в их доме она попросила называть ее по имени и сказала, что нам незачем церемониться. Но я не была в восторге от этой идеи, поэтому просто избегала того, чтобы произносить ее имя.

Я, как ребенок, сидела на кровати и смотрела, как они собирают мои вещи, кивая или мотая головой каждый раз, когда Джоан показывала мне какую-нибудь сумочку, блузу или пару балеток.

– Конечно, позже мы вернемся, – сказала Мэри, – и заберем остальные вещи, но на первое время хватит и этого.

Я же знала, что больше сюда никогда не вернусь. Незнакомцы упакуют остатки моих вещей и принесут их мне; а все остальное, кроме семейной Библии и украшений моей мамы, продадут на распродаже.

– Сегодня у Фреда выходной, – сказала Мэри, открыв водительскую дверь машины. Она всегда так говорила, когда садилась за руль. Возможно, это не всегда было правдой.

Мэри любила водить, несмотря на то что женщины ее статуса предпочитали, чтобы их возили.

Я села на заднее сиденье, а Джоан, вместо того чтобы занять место рядом с мамой, села возле меня. Я закрыла глаза и не открывала их, пока не почувствовала, как Джоан коснулась моей коленки.

Мы поворачивали на подъездную дорогу Эвергрина из красного гравия; я ощущала хруст гравия под шинами.

– У тебя начинается новая жизнь, – сказала Джоан.

– Да, – ответила я. – Спасибо.

Джоан засмеялась, но во время разговора голос ее звучал серьезно.

– Нет нужды благодарить меня, Се.

Через неделю Джоан уговорила меня выйти прогуляться. Я несколько месяцев не общалась ни с кем из моих ровесников, кроме нее. Дарлин, Кенна и Сиэла были на похоронах мамы, но я почти не разговаривала с ними.

– Это пойдет тебе на пользу, – сказала Джоан, нанося легкий слой помады на губы – если нанести больше, то заметит Мэри.