Читать книгу - "Друг детства - Евгения Перова"

Я конквистадор в панцире железном,

Я весело преследую звезду,

Я прохожу по пропастям и безднам

И отдыхаю в радостном саду…

Конквистадоррр! Но поэзию так и не полюбил.

А потом произошло два события, которые окончательно разрушили их уже и так неустойчивый детский мирок. Сначала Сорокины получили квартиру. Татьяна растерялась: они так давно этого ждали, так долго мечтали, но уехать теперь, оставив Наталью Львовну и Лялю одних?! Однако и Ляля, и Наталья Львовна так искренне за них радовались, что Сорокины начали потихоньку готовиться к великому переселению: Татьяна разбирала барахло, которого накопилось порядочно, а Гриша занимался всякими доделками и переделками. Квартиру им дали «на той стороне» – железная дорога разрезала город на две неравные части: одна «дачная», где кроме Крольчатника и остатков старых деревень сохранилось еще много бараков от разных московских фабрик; а другая – «городская». Там еще перед войной начали сооружать большой завод, в 50-е годы с помощью пленных немцев довольно быстро понастроили множество домиков с черепичными крышами – в один кирпич, а потом, тоже довольно быстро, возвели кучу однотипных пятиэтажек. Квартиру Сорокины получили в заводском доме, кирпичном, уже двенадцатиэтажном – к этому времени Григорий стал главным инженером одного из цехов.

До зимы они прожили у Бахрушиных, потом торжественно переехали, но Сашка остался: ездить в школу с новой квартиры надо было на двух автобусах. Туда он отправлялся только на выходные, и то выдерживал лишь субботу. Татьяна тоже часто приходила к Бахрушиным, жалуясь, что никак не может привыкнуть на новом месте: большая двухкомнатная квартира после бахрушинского приволья казалась Сорокиным тесной.

В этой беготне на два дома Сашка не сразу осознал, что очень редко стал видеть отца – вообще-то он, конечно, был «маменькин сынок»: Гриша очень много работал и сыном почти не занимался, но тот с младенческого возраста обожал папу и гордился своим с ним сходством. На всякие ёлки, в Парк культуры имени Горького, в зоопарк или цирк их с Лялькой возили мамы. Сашка не любил ездить в электричке и на метро, пугался грохота и гудков, быстро уставал, а Ляльке все нравилось и она умела его отвлечь, переключив внимание: ой, смотри, какая штука! Один раз, правда, отец съездил с Инной, Лялей и Сашкой на ёлку в Лужники – но потом уже больше не соглашался. Когда Сашка подрос, отец стал брать его с собой на городской стадион, где, чудовищно рыча и завывая, носились в клубах пыли мотоциклы – местная заводская команда была чемпионом России по мотоболу. Сашке не очень нравилось это действо – уж больно громко! Но зато – с отцом. Потом мужики пили пиво, а Сашка качался на качелях в детском парке…

На зимних каникулах Сорокин-старший совсем куда-то пропал, и Сашка, наконец, догадался спросить у матери: а что, отец в командировке? Они как раз были в новой квартире – разбирали книги. Мать ответила, не поднимая головы:

– Нет, не в командировке.

– А где ж он?

Мать ушла на диван и оттуда ответила тусклым голосом – и Сашка только тогда заметил, как плохо она выглядит:

– Он нас бросил.

Книги посыпались у него из рук:

– Как… бросил?..

– Так. Не знаешь, как бросают?

– Вы что… разводитесь?!

– Да.

– А почему вы мне не сказали?!

– Вот, говорю.

– Но почему?! – закричал Сашка. – Почему?! Что ты сделала?! Он же не мог просто так! Ты что-то сделала, раз он…

– Я?!

Мать вдруг засмеялась, и Сашка тоже неуверенно улыбнулся: а вдруг она его просто пугает?

– Я сделала?!

Татьяна поперхнулась смехом и закашлялась, страшно покраснев – махала руками и задыхалась. Сашка кинулся на кухню, притащил воды в кружке, мать отпила, продышалась и с силой отшвырнула кружку в сторону, плеснув водой.

– Я сделала?!

Сашка в испуге отступил и первый раз пожалел, что так похож на отца: ему показалось, что мать видит перед собой не сына, а мужа, такой яростью горели ее глаза.

– Ты хочешь знать, что я сделала?! Я всю свою жизнь его любила, я сына ему родила, прыгала вокруг него, пылинки сдувала, только что с ложечки не кормила! А он меня предал! Квартирой от нас решил откупиться… Предатель, иуда! И ты туда же – достойный сын своего отца! Что я сделала!.. Вот иди теперь к обожаемому папочке, давай! То-то ты его новой жене нужен! Как раз будешь там… за ребенком присматривать. Кто там у них ожидается… не знаю. Брат у тебя будет… или сестра…

Татьяна выдохлась, но смотрела все равно гневно, а Сашка совершенно растерялся:

– Мама…

– Что я сделала! Видеть тебя больше не хочу!

И ушла из комнаты, хлопнув дверью.

Мир рухнул.

Почему-то ему вдруг пришла в голову совершенно неуместная мысль: значит, они опять не поедут к морю. Давно собирались, вместе с Бахрушиными строили планы, выбирали маршрут, но все что-то мешало, то одно, то другое, и отец почему-то не желал ехать «всем колхозом», а Сашка не хотел без Ляльки…

И вот!

Прошлым летом… не вышло… и теперь… опять… не выйдет…

Сашка повалился на пол и зарыдал в голос, как рыдал в детстве, заходясь в истерике, – здоровый четырнадцатилетний парень с пробивающимися усиками и в тапочках сорок первого размера. Отец их подло предал, он сам чудовищно обидел мать, она теперь его никогда не простит, он остался совсем один и никому не нужен, если только Ляльке, но она далеко, а если бы сейчас была здесь… Если бы она сейчас была здесь, то он, может быть, так бы и не плакал.

Конечно, Татьяна тут же прибежала и обняла его, и заплакала вместе с ним, и утешала, и целовала, и отпаивала какой-то вонючей гадостью из темного пузырька, и кляла себя за то, что сорвалась на ни в чем не повинном сыне, а Сашка, давясь слезами, твердил только одно:

– Мамочка… прости… меня…

Потом они помирились и долго сидели, обнявшись, на полу среди рассыпанных книг.

– Ничего, не пропадем! – сказала Татьяна, взъерошив ему волосы. – Пробьемся!

– Ненавижу его!

Татьяна вздохнула:

– На ненависти, друг мой, не проживешь. Бог с ним, пусть… как хочет. А мы – сами по себе.

На следующий день Сашка пошел и постригся под нулевку. Лялька ахнула, а мать только покачала головой: «Дурачок мой маленький! Да разве в волосах и глазах сходство! Сам будь другим». Волосы отрасли, конечно. Чуть потемнее, чем были, но все равно светлые. Если бы не Лялька, он не справился бы. Начал курить, плохо спал по ночам, все его раздражало, и часто они с матерью кричали друг на друга, выплескивая отчаянье: Сашка грубил, Татьяна злилась. Мать взяла себя в руки быстрей – надо же было спасать сына. Но главной спасительницей оказалась Лялька: она хорошо умела его отвлечь, усмирить злобу и ненависть к отцу, найти что-то светлое и смешное в окружившем его мраке. А потом сказала как-то, грустно глядя ему в глаза: