Читать книгу - "Путешествие в Закудыкино - Аякко Стамм"

– А, понял наконец-то? То-то же! Я только по-русски шпрехаю. Ты по-русски можешь?

Англичанин молчал.

– Я те говорю, ты по-русски можешь? – закричал Пиндюрин, втайне, видимо, надеясь, что усиление громкости произносимых им фраз способно таки разрушить языковый барьер.

– …!

– Ну, рашн, рашн!

– …!

– Послушай сюда. Ты это, как его, дуюспикинглиш? – продемонстрировал Алексей Михайлович свои познания в английском.

– Yes! Yes! – оживился англичанин.

– Ну вот, видишь! – обрадовался было Пиндюрин, но тут же понял, что зашёл в тупик. Потому что кроме «рашн» и «дуюспикинглиш» в его утомлённом мозгу крутилась только одна единственная и, по всей видимости, совершенно бесполезная в данной ситуации фраза про то, что «Москоу из кэпитэл оф Раша», и больше ничегошеньки. – Ес, ес… а я вот не ес ни бельмес. Я рашн ес, понял?

– …

– Какой же ты бестолковый, мать твою… Я рашн спикинглиш… дую.… Понял?

Оба собеседника, отчаявшись найти взаимопонимание, пробурчали что-то каждый на своём языке, отвернулись друг от друга и уткнулись взглядами в начерченные на песке фигуры.

Пауза затянулась.

– Пиво будешь? – пошел на сглаживание международного конфликта Алексей Михайлович, доставая из сумки, стоящей тут же на скамейке, бутылку и протягивая её неожиданному знакомому.

– No.

– Да не, полная. Угощаю.

Англичанин смотрел то на Пиндюрина, то на протянутую ему бутылку, видимо, пытаясь сообразить, что от него хотят.

– Опять не понимаешь? Сейчас… как это… – Пиндюрин никак не мог подобрать из своего запаса английских слов подходящее, но вдруг его осенило. – Халява, сэр!

Изумлённый англичанин молча принял дар загадочной русской души и, не найдя чем открыть пробку, снова уставился на своего собеседника.

– Дай сюда! Вот лох американский, бутылку открыть не может, – Алексей Михайлович взял назад сосуд и, открыв его зубами, снова протянул иностранцу.

Несколько минут они молча пили пиво, а когда допили, снова повернулись друг к другу. Международный конфликт был улажен.

Не зная, как донести до не владеющего языками русского столь важную информацию, «Ватсон» достал из саквояжа толстую картонную папку и протянул её незадачливому полиглоту.

– Что это? – спросил Пиндюрин, озадаченно принимая ответный дар из рук иностранца. – Зачем это? – но англичанина рядом уже не было.

Не было его и в ближайших окрестностях, он исчез, растворился в пространстве так же неожиданно, как и появился.

Некоторое время Пиндюрин так и сидел, то озираясь по сторонам, то разглядывая папку, потом решился и раскрыл её. Ничего, на первый взгляд, ценного в ней не оказалось – какие-то листы бумаги, исписанные ровным каллиграфическим почерком, эскизы, схемы и чертежи какого-то устройства, напоминающего швейную машинку «Зингер», скрещенную с этажеркой, только более крупных размеров. Всё было изложено аккуратно, по-английски, и совершенно непонятно. Любой другой, нормальный человек выбросил бы всю эту макулатуру, но природное чутье на интригу заставило Алексея Михайловича заботливо сложить всё обратно, завязать тесёмки и спешно отправиться домой, предвкушая новое загадочное приключение.

Дома, удобно устроившись за столом и вооружившись англо-русским словарем, тетрадкой и ручкой, Пиндюрин принялся за перевод текста на нормальный, доступный ему язык. Провозившись несколько часов и изрядно попотев, Алексей Михайлович осилил-таки титульный лист сочинения, вызвавший у него самые противоречивые чувства. Трудно было принять это всерьёз и допустить, что изложенное на титуле не есть бред сумасшедшего. Или, что еще хуже, попытка разыграть доверчивого Пиндюрина и, втюхав ему явную туфту, затем от души посмеяться над ним. Любопытство взяло верх, и, поразмыслив немного, Алексей Михайлович решил разобраться хорошенько с сочинением, а затем уж решить, что делать с этим дальше.

А на титульном листе было написано следующее: «Полное и подробное описание устройства, принципа действия и порядка сборки машины времени с перечнем всех деталей и запасных частей, а так же с приложением чертежей, эскизов и схем. Сочинение Герберта Уэллса[1], которое он, будучи в здравом рассудке и твёрдой памяти, самолично передаёт потомкам, что само по себе, является неоспоримым доказательством реальности путешествий по времени и существования вышеназванной машины. Лондон. Год 1899-й».