Читать книгу - "Арабская дочь - Таня Валько"

— As you wish, сестра. — Мужчина презрительно кривит губы, но видно, что это признание его задело: он побледнел, щека дергается в нервном тике, а челюсти стиснулись. — Я говорил, что мне еще нужна помощь, чтобы организовать мой выезд, помнишь?

— Первое дело важнее. Оно прежде всего, ведь тебя могут сцапать, и тогда ты поедешь только в одном направлении — в задницу. И в этом путешествии моя помощь тебе будет уже без надобности.

— Какой у тебя острый язык.. Я уж и забыл, что ты прямолинейна, как трактор. Бедные те бабы, которые от тебя зависят: твоя милость и немилость, твои шуточки не так просто переносить. Девочки тоже поедут с тобой, — заявляет он вдруг, не спрашивая о том, что думает об этом Малика. — Вот их паспорта.

Ахмед бросает на стол ливийские документы зеленого цвета.

— Значит, нашлись! Как мило!

— Они никогда и не терялись, — улыбается он иронично.

— А ты решил, что скажешь Мириам? Она, наверное, что-то видела или что-то придумала…

— Ей же только семь лет, она глупенькая маленькая девочка! — отвечает Ахмед, пытаясь приуменьшить проблему.

— Но она умная девочка. Ты даже не имеешь понятия, как это может отразиться на ее психике. И потом, она вряд ли забудет то, что произошло на ее глазах. Я не сомневаюсь, что Мириам на веки вечные запомнила, что ты причинил зло ее матери, да и ее саму обижал.

— Чепуха! Скажу ей то же, что и всем: мы поссорились, Дорота села в автомобиль и разбилась насмерть. Все очень просто. Быстрое захоронение, никаких поминок, палаток на пол-улицы и сорокадневного траура. Никаких гостей, плакальщиц и гор жратвы. Через четыре дня вы исчезаете, а через минуту после вас упорхну и я. И дело готово. — Тешась прекрасным, как ему кажется, планом, Ахмед с удовольствием похлопывает ладонями по ногам и радостно усмехается.

— Интересно, откуда ты возьмешь разбитую машину, которая действительно принадлежит ей или тебе? Разве что попробуешь развалить свой утюг. Я бы с довольствием разбила его в хлам. — Сестра тут же охлаждает его пыл и удовлетворенно усмехается.

«Какой же лживый прохвост мой брат! Наверное, он даже подлее отца. Хотя казалось, что хуже него просто быть никого не может. Таковы наши мужчины — дерьмо и прохвосты», — думает Малика, глядя в окно на грустный зимний пейзаж.

Горячие порывы gibli[4] из пустыни несут облака пыли и песка, смешанных с сухими листьями, пластиковой рекламой, сломанными ветками деревьев и вырванными кустами. Собирается дождь. Как же бедная Дот выживет в каком-то захолустье?

— Ну что ж, пора уладить эти дерьмовые дела. — Малика решительно поворачивается к двери, не давая ностальгии и жалости охватить себя.

Ахмед и Малика входят в смердящий формалином подвал отдела судебной медицины. Кафельные стены неопределенного серо-бурого цвета кажутся липкими от грязи и потеков. Ахмед горбится, опустив голову, лицо утратило все оттенки жизни, серо-белое и неживое. Малика же идет уверенно, прикрывая нос и рот надушенным носовым платком. В конце концов, она изучала медицину и еще помнит атмосферу морга, который снился ей многие годы даже после окончания учебы.

— Откуда тебе известно это место? — спрашивает брат, у которого перехватывает горло.

— Старая дружба не ржавеет, — отвечает она загадочно.

— Входите — и уладим дело.

Мужчина в грязном, как и все в этом помещении, расстегнутом халате ведет их в зал, полный металлических коек. Некоторые из них заняты трупами. Здесь смердит еще сильнее: к одуряющему запаху формалина примешивается сладковатая вонь разлагающихся трупов.

— Я тоже должен? — Ахмед шатается на подгибающихся ногах, как будто вот-вот сомлеет.

— Ну конечно. Ведь это вы должны опознать труп жены, — с сердитой миной отвечает патологоанатом.

— Тогда быстрее, пожалуйста.

— С некоторыми делами нельзя спешить. Например, с вашим: тело никуда от нас не убежит, у нас достаточно времени.

— Доктор, — Малика с издевательской улыбкой на губах прерывает этот фарс, — ближе к делу. Иначе мой брат рискует присоединиться к обществу ваших холодных пациентов.

— Окей-окей, моя любимая. А я тебя прекрасно вышколил, верно? Помнишь занятия по анатомии?

— Даже слишком хорошо, — вздыхает женщина. — Которая?

— Молодая, приблизительно двадцать пять лет, самоубийца, со светлой кожей. Красивенькое личико изувечено. Скорее всего, какая-то бедуинка или деревенская жительница, которая не умела переходить улицу. Что за глупая смерть!

Говоря это, врач идет к кровати в углу зала и снимает простыню, прикрывающую труп. Это зрелище ужасно даже для привыкшей Малики. У погибшей девушки нет лица, вместо него — кровавое месиво, из которого заметны торчащие сломанные кости, а в том месте, где был рот, из студня выглядывает невидящий мутный глаз. Голова неестественно наклонена вбок, как если бы у женщины вместо шеи была пружина. Все туловище изувечено, искалечено и покрыто многочисленными фиолетовыми синяками и бордовыми гематомами. Из таза торчит большая белая кость, которая прорезала, как ножом, нежную светлую кожу. Ноги сломаны в паре мест, но видно, что когда-то они были стройными и длинными. Одна вывернутая нога со скрученной стопой без пальцев отекла больше, чем остальные части тела.

— Бедолага, — шепчет Малика. — Под что же она попала: грузовик, трактор, танк или комбайн?

— Неплох еще мчащийся прицеп для перевозки новых автомобилей, — уточняет патологоанатом. — Парень не мог ее объехать, так как товар стоит пару сотен миллионов. Если бы его выбросило в кювет, он не смог бы выплатить долг до конца жизни. Как видишь, безопасность ничего не стоит. Поэтому он и протянул тело пару метров под колесами. Считаю, что она еще прекрасно выглядит.

В эту минуту Ахмед опирается обеими руками о холодную металлическую койку и начинает издавать вполне понятные звуки.

— Только не вздумай мне тут блевать! — кричит врач, оттаскивая шатающегося мужчину. — Твоя жена? Говори и проваливай! — Произнося это, он поднимает ладонь самоубийцы вместе с затвердевшей после смерти рукой и частью изувеченного тела.

— Да-а-а-а-а!..

Ахмед, с трудом держась на ногах, бежит к стеклянной двери, но в последнюю секунду не выдерживает и смрадная струя окатывает и нишу, и ближайшую стену.

— Ты, сын осла! И кто это будет убирать?!

— Я компенсирую вам убытки.

Малика быстро всовывает в открытую ладонь патологоанатома пятисотдинаровую купюру.

— Сверх оговоренной суммы, да? — вполне довольный патологоанатом уже не обращает внимания на недопереваренные остатки пищи на стене прозекторской.

— Конечно, kalima bil kalima[5]. Я всегда держу слово. Запишите имя и фамилию: Дорота Салими, двадцать шесть лет, жена Ахмеда, национальность — полька. Погибла поздно вечером седьмого ноября.