Читать книгу - "Люблинский штукарь - Исаак Башевис Зингер"

1

Кончился праздник Швуэс. Яша собирался в дорогу и в предотъездную ночь повел разговор, ужасно испугавший Эстер.

— А что, если я не вернусь? Если умру в поездке?

Эстер стала заклинать, чтобы он такого не говорил, и закрыла ему рот ладонью, но Яша не унимался:

— Это же очень просто! Недавно я забирался на ратушу, и, между прочим, могла сорваться нога…

Потом повел разговор про завещание и велел, если умрет, долго не горевать. Потом показал, где спрятаны золотые монеты — несколько сот рублей… Когда Эстер запричитала, что он портит последние часы перед долгой — уже до Покаянных Дней — разлукой, Яша сказал:

— Ну хорошо! Допустим, я влюбился и тебя бросил. Тогда что ты будешь делать?

— Ты влюбился?

— Чепуха!

— Лучше говори правду!..

Яша стал ее целовать и клясться в вечной любви. Такие сцены случались часто. Он обожал пугать Эстер всякими вероятными и невероятными предположениями и нелепыми вопросами. Например, сколько она будет ждать, если Яша попадет в тюрьму? Или если уедет в Америку? Или заболеет чахоткой и придется торчать в санатории? Ответ Эстер бывал один: после Яши никого она полюбить не сможет. Ее жизнь кончится.

Однако он повторял свою чушь снова и снова. В сегодняшнюю же ночь сказал:

— А если я стану отшельником? Например, кающимся грешником и велю замуровать себя в чулане без дверей, как тот литвак из Айшишек? Ты будешь мне верна? Будешь передавать еду через дырку в стене?

— Чтоб каяться, необязательно замуровываться, — сказала Эстер.

— Зависит от грехов, — возразил он.

— Я замуруюсь с тобой.

Всё, как всегда, закончилось ласками, нежностями и клятвами в вечной любви. Когда Эстер заснула, ей приснился плохой сон, и назавтра она до полудня постилась. Потом тихонько прочла найденную в молитвеннике молитву: «Всемогущий Боже, я принадлежу Тебе, и сны мои — Твои…» Еще она пожертвовала шесть грошей на ребе Меира Чудотворца, а от Яши потребовала поклясться всем для него святым, что он прекратит донимать ее глупостями, потому что неизвестно, что кому суждено. Все решается в небе.

Праздники кончились. Яша запряг лошадей и был готов ехать. С собой он брал обезьянку, ворону и попугая. Эстер перед его отъездом на этот раз так много плакала, что у нее опухли веки, ломило полголовы и давило левую грудь. Она никогда не увлекалась вином, но после Яшиных отъездов для улучшения настроения то и дело прикладывалась к вишневке, а досаду срывала на швейках, придираясь к каждому стежку. Самое удивительное, что и девушки, едва уезжал Яша, тоже скучнели — такой уж он был всеобщий любимчик.

Яша отбывал в субботний вечер. Эстер проводила повозку до большака. Она бы пошла и дальше, но Яша шутливо пригрозил кнутом. Ему не хотелось, чтоб Эстер возвращалась в темноте. На прощанье Яша еще разок ее поцеловал и оставил на дороге, простирающую к нему руки и всю в слезах. Так они расставались всегда, но сегодня все было почему-то тяжелей.

Он свистнул, и лошади взяли галопом. Ночь выдалась теплая, месяц на ущербе глядел с неба. Глаза Яши заполнила тьма, и вскоре он отпустил вожжи, давая лошадям самим держаться дороги. Он ехал, а месяц торопился вслед. Поля были прекрасны! В лунном свете метелки пока еще зеленых колосьев казались серебряными. Отчетливо виднелось каждое огородное пугало, каждый стебель, каждый василек на меже. Роса падала на землю, как мука из Божьего сита. Во тьме что-то колобродило и происходило, точно незримые зерна сыпались в незримые жернова. Лошади и те нет-нет поворачивали головы. Казалось, было слышно, как корни сосут землю, как растут стебельки и текут подземные воды. Иногда в полях проносилась тень словно бы сказочной птицы или слышался какой-то высокий звук, но не человеческий и не звериный, точно некое чудище носилось в безднах ночи. Яша глубоко вдохнул воздуху и потрогал пистолет, лежавший в кармане брюк для защиты от опасных людей. Дорога шла через Пески. В тамошнем предместье жила мать Магды. В самих же Песках Яша числил в приятелях нескольких отпетых воров, а еще некую Зевтл, брошенную жену, с которой водил шашни.

Вскоре завиднелась кузня — дрянное покосившееся строение под разворошенной, словно покинутое птичье гнездо, горбатой крышей и дырой вместо окошка. Когда-то Адам Збарский, отец Магды, ковал тут лемехи и топоры. Сын шляхтича, разоренного восстанием 1830 года, он отдал Магду в люблинский пансион, а потом, когда случилась эпидемия, умер. Уже восемь лет Магда ходила в помощницах у Яши. Коротко стриженная, одетая на представлениях в трико, она крутила сальто, вертела ногами бочку, подавала Яше булавы для жонглирования. В Варшаве они нанимали жилье на Старом Мясте. В участке Магду заявили прислугой.