Читать книгу - "Мертвый язык - Павел Крусанов"

1

Хранить фломастеры в холодильнике Егора приучил отец, который был уверен, что вещь, доверенная холодильнику, делается бессмертной. Отец ушел из семьи (от жены) семь лет назад, чтобы перейти в новую семью (к новой жене), из которой впоследствии он уйти уже не решился, потому что с возрастом менять старую жизнь на новую любовь становится сложнее. Егор не осуждал отца и даже по-своему дорожил им: тот не был порождением материнской фантазии — беззаветным полярником, вечным геологом, первооткрывателем неведомых островов, смотрителем вулканов, спасателем амурских тигров, добытчиком изумрудов, а был обыкновенным человеком, рядовым инженером Водоканала, возможно, слишком внушаемым и гуттаперчевым, но определенно своим, теплым и кровным. Каждый год в родительскую субботу отец с сыном ездили на Серафимовское кладбище к дедáм и бабкам, но в последнее время, если по чести, Егор все больше использовал этого, теперь в определенном смысле постороннего, человека лишь в качестве легкого источника для небольших карманных денег. Чего немного стыдился. В невероятные свойства холодильника Егор, разумеется, не верил, считая отцовские домыслы чудачеством. Однако в силу сложившейся привычки делал так, как было заведено в детстве.

В кухне на столе, в широком кратере фруктовой вазы лежал румяный нектарин — плешивый персик, а на стене, уже порядком подщипанная, висела связка белого узбекского лука. Эти луковицы отличались необычайной твердостью: ими можно было смело заряжать небольшую мортиру, не будь они таким жгучими — от них сам собой воспламенялся порох.

Выудив из отделения на внутренней стороне дверцы холодильника набор цветных фломастеров, упакованных в прозрачный пластиковый конверт на кнопке, Егор вернулся в комнату. При поддержке Интернета и подручной справочной литературы он собирался произвести ряд вычислений, с помощью которых, в случае удачи, намеревался вскрыть одну из потаенных исторических закономерностей, а заодно удивить мир дерзкой пытливостью ума, широтой интересов и глубиной одаренности. Промежуточные результаты изысканий следовало представить в виде сводной таблицы — цветные фломастеры были нужны для наглядности.

За окном немилосердно жарило июньское солнце. При этом чистой была лишь восточная половина неба, западную же все гуще и гуще затягивали тугие, тяжелые облака, в которых тихонько рокотал гром — так, будто ворочался во сне. Всю неделю в городе стояла душная жара, уморившая даже одуванчики на газонах, давно пора было залить это пекло небесным водам.

Через час на листе бумаги, как сосульки — верхушкой вниз, выросли двенадцать столбиков: розовый — Аменемхетиды, серый — Аменофисиды, фиолетовый — Меровинги, желтый — Тан, синий — Каролинги, зеленый — Капетинги, коричневый — Мин, красный — Валуа, голубой — Стюарты, светло-коричневый — Бурбоны, салатный — Романовы, черный — Габсбурги. На Габсбургах арсенал цветов иссяк, так что Цинскую династию и ныне правящую японскую, наименования которой Егор к своему стыду не знал (но непременно бы узнал, будь набор из холодильника богаче), изобразить уже было нечем. В итоге несложных арифметических выкладок сошлись только два обстоятельства: Меровинги, считая династию от легендарного отпрыска морской богини, правили государством франков триста четыре года, пока Пипин Короткий не спихнул последнего из них с престола, — ровно столько же, сколько царили в России Романовы. Остальные династии держались в диапазоне от приблизительно ста пятидесяти девяти до примерно шестисот тридцати шести лет. Однако в целом, по средним показателям (если отсечь крайности), прослеживалось определенное стремление к словно бы намагниченным трем сотням — одни не дотянули, другие проскочили, но если сложить и поделить… Сведения о XII и XVIII династиях, по существу, не стоило брать в расчет — много спорных датировок, да и трактовки самой древнеегипетской хронологии, как показал сетевой поиск, в среде египтологов были весьма разнообразны. С остальными — тоже непросто. Да вот хотя бы: откуда вести счет — с рождения основоположника или с его вступления на трон? А где заканчивать? Вопросы раскачивались в голове Егора, как еловые лапы на долгом ветру. Тем не менее он снова вывел на экран компа калькулятор. К фиолетовым цифрам 304 он последовательно прибавил желтые 289, синие 236, зеленые 341, коричневые 276, красные 261, голубые 333… Досчитать Егор не успел — мобилка запела «Славься, славься…»

— Привет, — сказала трубка Настиным голосом. — Дома?

— Дома.

— Сейчас перезвоню на железяку.

Егор едва успел дойти до гостиной, как ожил городской телефон.

— Голого на Марата помнишь? — спросила Настя. — Первого, в шапочке?

— Ну? — сказал Егор.

— Мы сегодня генетику сдавали. Потом с Катенькой в «Zoom» зашли — отметить, а там этот, в шапочке, сидит.

— Голый?

— Ну да. То есть нет, сегодня одетый. Народу много, ну мы к нему за столик и сели. А он давай нас клеить — прикольный такой. Я говорю, это у вас секта, что ли, специальная — «долой стыд»? То голыми по улице гуляете, то скромных девушек за коленки трогаете…

— Он тебя что, за коленки трогал? — Настин голос волновал Егора необычайно.

— Это так, к слову. Хотя Катеньку, кажется, трогал. Неважно. Он довольный такой, что я его узнала, говорит, он — не секта, он — рыцарь бескорыстия. Мы ведь, говорит, по большей части любим то, что сделано не для наживы, — музыку, там, правильную, книги с человеческим лицом, женщин не за деньги, а упыри медийные вещают, что все должно быть ровно наоборот. И если ты, мол, не такой, фастфуд не трескаешь и от «Блестящих» не заводишься, то вся твоя жизнь — мимо кассы. Ничего себе парниша, забавный. И погремуха смешная — Тарарам. Катенька повелась — телефон дала.

Егор почему-то был уверен, что Настя тоже дала соседу по столику номер своей мобилки. Что делать — стоит доверительно сказать этим бестиям пару ничего не значащих слов, как они, вместо того чтобы фыркнуть и отвернуться, с радостью впускают тебя в свою жизнь. Женщины любят ушами, а мужчины — чем Бог послал… Завтра Егору надо было сдавать экзамен суровому античнику (он учился на историческом в большом университете), но готовиться, понятное дело, не хотелось, так что он был рад любому поводу отвлечься. Часы показывали половину третьего. Мать приходила домой в шесть.