Читать книгу - "Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл"

Тут папа что-то вспомнил.

— Кто из вас заходил ко мне в кабинет?

— Только не я, папа! — Джулия зависла в дверях, почуяв кровь. — Должно быть, это мой честный, милый, послушный младший братик.

Откуда он знает?

— Я задал простой вопрос.

Значит, у него есть улики. Единственный известный мне взрослый, который пытается блефовать в разговорах с детьми, это мистер Никсон, наш директор школы.

Карандаш! Когда Дин позвонил в дверь, я, наверно, оставил карандаш в точилке. Чертов Дурень.

— У тебя телефон звонил и никак не останавливался, минут пять, честно, так что я…

— Каково правило относительно моего кабинета? — мой рассказ папе явно был не интересен.

— Но я подумал, это может быть что-то важное, поэтому я взял трубку и стал… — Висельник перехватил слово «слушать», — и там кто-то был, но…

Отец жестом скомандовал «СТОП!»

— Я, кажется, задал простой вопрос.

— Да, но…

— Какой вопрос я тебе задал?

— «Каково правило относительно моего кабинета?»

— Верно.

Папа иногда похож на ножницы. Щелк, щелк, щелк.

— Так почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

Тут Джулия сделала странный ход.

— Вот забавно.

— Я не вижу, чтобы кто-нибудь смеялся.

— Нет, папа, я про то, что на второй день Рождества, когда вы повезли Тварь в Вустер, у тебя в кабинете вдруг зазвонил телефон. Честно, он звонил сто лет. Я не могла заниматься. И чем больше я себе говорила, что это вовсе не «Скорая помощь» и не полиция, тем больше уверялась, что это они и есть. В конце концов я чуть с ума не сошла. У меня не было выбора. Я сказала «алло», но на том конце не ответили. Так что я повесила трубку — вдруг это маньяк.

Папа затих, но гнев у него еще не прошел.

— Вот, со мной было то же самое, — рискнул я. — Но я не сразу повесил трубку, потому что думал, может, они меня не слышат. Джулия, у тебя там в трубке ребенок не плакал?

— Так, слушайте меня, вы двое. Нечего строить из себя частных сыщиков. Если какой-то шутник обрывает нам телефон, я не хочу, чтобы кто-либо из вас отвечал. Что бы ни случилось. Если эти звонки повторятся, просто выдерните аппарат из розетки. Ясно?

Мама все это время сидела молча. Что-то тут очень не так.

— ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ? — Папины слова были как кирпич, брошенный в окно. Мы с Джулией подскочили.

— Да, папа.

* * *

Мама, папа и я съели «Ангельский восторг» в полном молчании. Я не осмеливался даже глаза поднять на родителей. Я не мог попроситься из-за стола, потому что Джулия уже пошла с этой карты. Понятно, почему я оказался в немилости, но почему родители друг с другом не разговаривают? Проглотив последнюю ложку «Ангельского восторга», папа сказал:

— Очень вкусно, Хелена, спасибо. Мы с Джейсоном вымоем посуду — да, Джейсон?

Мама только издала не-звук и ушла наверх.

Папа принялся мыть посуду, мурлыча себе под нос не-песенку. Я составил грязные тарелки на окно, соединяющее гостиную с кухней, а потом пошел на кухню вытирать мытую посуду. Мне следовало бы заткнуться, но я думал, что день еще можно спасти и превратить в обычный, безопасный и нормальный, стоит только найти нужные слова.

— А соловьи, — Висельник просто обожает ставить мне подножки на этом слове, — бывают в январе? А, папа? Мне сегодня утром показалось, что я слышал одного. В лесу.

Папа тер сковородку железной мочалкой.

— Откуда я знаю?

Я не отставал. Обычно папа любит поговорить о природе и всяком таком.

— Ну тогда, в хосписе у дедушки. Ты сказал, что это соловей.

— А. Надо же, ты запомнил.

Папа уставился в окно на задний двор и увешанный сосульками летний домик. Потом издал такой звук, словно участвовал в конкурсе «Самый несчастный человек года-1982».

— Сосредоточься лучше на стаканах, Джейсон, а то непременно уронишь.

Папа включил радио, второй канал, чтобы послушать прогноз погоды, и принялся кромсать ножницами «Правила дорожного движения» редакции 1981 года. Папа купил «Правила дорожного движения» редакции 1982 года в тот же день, как они вышли. Сегодня на большей части Британских островов температура упадет намного ниже нуля. Водителям в Шотландии и северной части Англии следует быть осторожными, так как на дорогах гололедица, а жителям срединных графств надо повсеместно ждать больших массивов замерзающего тумана.

* * *

Я ушел к себе наверх и поиграл в «Жизнь», но играть самому с собой оказалось неинтересно. К Джулии пришла подружка, Кейт Элфрик, чтобы делать уроки вместе. На самом деле они только сплетничали о том, кто из шестого класса[1]с кем гуляет, и ставили синглы группы «Полис». Мои сто тысяч бед все время всплывали у меня в голове, как трупы в затопленном городе. Папа и мама за обедом. Висельник мало-помалу оккупирует весь алфавит. Если так пойдет и дальше, мне придется учить язык глухонемых. Гэри Дрейк и Росс Уилкокс. Они со мной и так никогда не дружили, но сегодня вообще сговорились против меня. И Нил Броз был с ними заодно. И наконец, у меня из головы не шла кисломордая бабка в лесу. Что все это значит?

Жаль, я не могу просочиться в какую-нибудь трещину, чтобы все проблемы остались позади. На следующей неделе мне исполняется тринадцать лет, но тринадцать, судя по всему, еще хуже, чем двенадцать. Джулия без конца стонет, как трудно жить в восемнадцать лет, но, с моей точки зрения, восемнадцать — просто эпический возраст. Никто не гонит в постель к определенному часу, карманных денег дают вдвое больше, чем мне, а свой восемнадцатый день рождения Джулия праздновала в ночном клубе «У Тани» в Вустере и пригласила тысячу друзей. «У Тани» — единственная в Европе дискотека, оборудованная ксеноновым лазером! Круть!

По Кингфишер-Медоуз проехал папа в машине — один.

Мама, скорее всего, еще у себя в комнате. Она там стала подолгу сидеть в последнее время.

Чтобы развеселиться немножко, я надел на руку дедушкины часы «Омега». На второй день Рождества папа позвал меня к себе в кабинет и сказал, что должен вручить мне одну очень важную вещь, дедушкину. Папа хранил ее, пока я не вырос достаточно, чтобы мне ее доверить. Это были часы. «Омега Симастер Де Вилль». Дедушка купил их у настоящего живого араба в порту, который называется Аден, в 1949 году. Аден — это в Аравии, когда-то он был британской территорией. Дедушка носил эти часы не снимая, всю жизнь, и даже умер в них. Но от этого часы меня не пугали, а только стали еще важнее. Циферблат у них серебряный и большой, размером с монету в 50 пенсов, но тонкий, как фишка для игры в «блошки».