Читать книгу - "Жизнь во время войны - Люциус Шепард"

– La mariposa!

Восторженный рев толпы. Снова женский голос:

– El cuchillo!

Эти слова – бабочка и нож – заинтриговали Минголлу, и он всмотрелся поверх голов.

В рамке из соломы и шатких столбов молодая смуглая женщина вращала ручку проволочного барабана, в котором перекатывались белые пластмассовые кубики с прибитыми к ним деревянными фишками. На ней было красное летнее платье с открытыми плечами, черные волосы зачесаны назад и собраны на затылке. Она остановила барабан не глядя, достала кубик, посмотрела на него и закричала в микрофон:

– La Luna!

К прилавку протиснулся бородатый мужчина и протянул карточку. Женщина посмотрела на нее, сравнила с выложенными в ряд кубиками и выдала бородачу несколько гватемальских банкнот.

Минголлу заинтересовала композиция. Смуглая женщина, красное платье и загадочные слова, руническая тень проволочного барабана – все это казалось магией, образами из оккультного сна. Часть толпы утекла вслед за победителем, и новые зеваки подтолкнули Минголлу к прилавку. Захватив угловое место и отбившись от завихрений толпы, он поднял глаза и увидел, что молодая женщина стоит в двух футах от него, улыбается, протягивает ему карточку и огрызок карандаша.

– Всего десять гватемальских центов, – сказала она на американском английском.

Собравшийся вокруг народ уговаривал Минголлу сыграть, усмехаясь и хлопая по спине. Но он не нуждался в уговорах. Он знал, что выиграет: это было самое ясное предчувствие за всю его Жизнь, а все из-за женщины. Она ему очень нравилась. Как будто излучала тепло... но не только тепло, еще жизнь, страсть, и, пока Минголла стоял рядом, это тепло омывало его, он чувствовал связавшее их напряжение, а заодно и то, что в этой игре он будет победителем. Притяжение удивляло Минголлу, потому что в первый момент женщина показалась ему экзотичной, но отнюдь не красивой. Стройная, но бедра широковаты, а груди, поднятые высоко и разделенные чашками плотного корсажа, совсем небольшие. Черты лица – как и цвет кожи, несомненно, восточно-индейские – были слишком крупны и чувственны для такого изящного тела, но столь выразительны и завершённы, что сама непропорциональность была ей к лицу. Если бы не эта неправильность и будь ее скулы поменьше, а лицо потоньше, оно с легкостью подошло бы одной из тех прислужниц, что на индийских религиозных плакатах стоят на коленях перед троном Кришны. Очень чувственное и очень спокойное лицо. И это спокойствие, решил Минголла, вовсе не поверхностно. Оно уходит в глубину. Однако в данный момент его больше интересовали груди. Приподнятые и очень симпатичные, они поблескивали капельками пота. Две горки желейного пудинга.

Женщина помахала карточкой, и Минголла взял ее – картонку для игры в бинго со значками вместо букв и цифр.

– Удачи, – сказала женщина в красном платье и рассмеялась как будто своим мыслям. Затем раскрутила барабан.

Она выкрикивала разные слова, многих Минголла не знал, но какой-то старик взялся ему помогать и тыкал пальцем в нужный квадратик, когда совпадал символ. Вскоре несколько рядов оказались почти целиком закрыты.

– La manzana![2] – крикнула женщина, и старик, дернув Минголлу за рукав, закричал в ответ:

– Se gano![3]

Она проверяла карту, а Минголла думал, что не так с ней все просто. Спокойствие, английский без акцента и явные признаки высшего класса указывали на то, что ее место не здесь. Может, студентка, а учебу прервала война... хотя для студентки старовата. Минголла решил, что ей года двадцать два – двадцать три. Наверное, аспирантка. Но слишком приземленный вид опровергал эту теорию. Глаза женщины прыгали от карточки к пластмассовым кубикам и обратно. Тяжелые веки. Белки так сильно выделялись на смуглой коже, что казались ненастоящими: млечные камни с черными сердцевинами.

– Видишь? – сказала женщина, вручая ему выигрыш – почти три доллара – и новую карточку.

– Что вижу? – озадаченно спросил Минголла. Но она уже опять крутила барабан.

Он победил в трех играх из семи. Его поздравляли, изумленно качая головами, а предупредительный старик изображал жестами, что своей удачей Минголла обязан только ему. Сам Минголла, однако, нервничал. Ритуал держался на принципе малых чудес, и хотя Минголла был почти уверен, что девушка жульничала в его пользу (в этом, решил он, был смысл ее смеха и ее «Видишь?»), а значит, удача не была по-настоящему удачей, избыточность ломала все принципы. Три раза подряд он проиграл, но после выиграл два из четырех раундов и занервничал еще больше. Он думал, не уйти ли. Но что, если это действительно удача? Тогда его уход нарушит более высокую закономерность, пересечется с неким космическим процессом и вытащит оттуда беду. Мысль казалась нелепой, но Минголла не мог рисковать, если оставался хоть малейший шанс.

Он продолжал выигрывать. Люди, совсем недавно его поздравлявшие, раздраженно разбредались кто куда, вскоре у лотка почти никого не осталось, и женщина прекратила игру. Из тени выскочил чумазый уличный мальчишка – складывать реквизит. Он развинтил проволочный барабан, отключил микрофон, сложил в коробку пластмассовые кубики и побросал все это в холщовый мешок. Женщина вышла из-за прилавка и прислонилась к бамбуковому шесту. Полуулыбаясь, она чуть склонила голову набок, оценивающе посмотрела на Минголлу, затем – когда молчание стало неловким – сказала:

– Меня зовут Дебора.

– Дэвид. – Минголла смутился, как четырнадцатилетний подросток; он с трудом удержался, чтобы не сунуть руки в карманы и не отвернуться.

– Зачем ты мне подыгрывала? – спросил он; пытаясь скрыть нервозность, он произнес эти слова слишком громко, и они прозвучали упреком.

– Чтобы ты обратил на меня внимание,– ответила она.– Мне... интересно. Неужели не заметил?

_ Ну, не знаю. Она рассмеялась.

– Похвально! Осторожность никогда не помешает.

Ему нравился ее смех – очень легкий, и по этой легкости было видно, что она умеет радоваться самым простым вещам.

Мимо, рука об руку и горланя пьяные песни, прошли трое мужчин. Один что-то крикнул Деборе, и та ответила злой испанской тирадой. Минголла мог только догадываться: ей досталось за то, что она связалась с американцем.

– Может, пойдем куда-нибудь? – предложил он. – Чтобы не торчать на улице.

– Сейчас, нужно подождать, пока он все соберет. – Она кивнула в сторону мальчишки, который уже сматывал лампочную гирлянду. – Странно,– сказала она.– У меня дар, и обычно мне неловко рядом с теми, у кого он тоже. А с тобой нормально.

– Дар? – Кажется, Минголла понимал, о чем она, но из осторожности не признался.

– Как ты его называешь? ЭСВ? Экстрасенсорное восприятие?

Минголла решил, что открещиваться бесполезно.