Читать книгу - "Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Сергей Носов"

…………………………………………………………

…………………………………………………………

…………………………………………………………

(Не хочется комментировать. Бессмысленная запись, приводить которую нет никакой надобности. Зачем? Упоминаю о ней лишь потому, что последняя. А стало быть, и последний мой комментарий. Вынужденный и последний…

15 ноября мы сели на самолет. В Бельгию добирались через Польшу (ПНР), чье государственное образование, невзирая на оппозиционное движение, стремительно разбухающее в его собственных недрах, вяло и все же упрямо готовилось отметить свое сорокалетие. Но речь веду о другом. 17 ноября после полудня мы достигли временного, благословенного и уютного прибежища нашего с видом на высокую башню с выразительными часами и на велосипедную очень большую стоянку. Это был расположенный на низкой и плоской равнине город, точнее, лишь городок — ***е, милый, компактный и презентабельный (но не Муре, не Альтре и тем более не Остенде — по сути, прибрежный поселок, с развитым устрицеводством). Что касается велосипедов, справедливо упомянутых Е. В. Ковалевой, то в целом здесь не воруют не только их, но и другие предметы — отчасти по доброй традиции (особенно в маленьких городах), отчасти по убеждениям, отчасти по тесноте и замкнутости здешнего быта, отчасти по изобилию. Тем обиднее то, о чем я сейчас повествую………. Мне и моей супруге в городе ***е принадлежала всего лишь одна комната — шкаф, ширму, стол и постель, аккуратно застланную образцами местной текстильной промышленности не без элементов ручных художественных кружев, мы обнаружили в ней. В двух других комнатах разместились коллеги из группы поддержки и обработки данных в количестве трех человек. Е. В. Ковалева ходатайствовала передо мной, как перед непосредственным мужем, за свою изоляцию от этих людей. Во всем, в чем мог, шел я навстречу. В целом же она была изрядно взволнована, причину чему я однозначно приписывал всей загранице как феномену. Несмотря на усталость, вызванную дорогой, и возраст, о котором не принято говорить, но порой трудно не думать, она, я отчетливо замечал, обретала в моих глазах удивительную привлекательность, несравненно большую, чем в обычных московских условиях. Да, это было именно так. В тот же вечер мы провели первый сеанс. Кажется, я был в ударе. Когда я вышел из комнаты, коллеги, поздравляя меня с удачным почином, предложили мне пиво, я отказался (баночное пиво было тогда для большинства наших граждан в диковинку, но я и тогда уже знал, что оно существенно уступает бутылочному, раз о том зашел разговор). И все-таки мы спустились вниз и посмотрели на цены. Воздух был чист, а небо звездным. Каждый подумал о чем-то своем, не мог не подумать. Я — о любви, о верности, о простоте отношений, а еще о музе истории Клио, которой верно служу, чье красивое имя отдаленно услышалось вдруг в столь знакомой фамилии: Ковалева. И окинув взором древние городские стены, я подумал, что им в отличие от людей никогда не забыть ни борьбу сплоченных цехов с жестокими феодалами, ни энтузиазм промышленников в дни континентальной блокады. Стены молчали. Они берегли тепло. Они жили прошлым и, разумеется, настоящим, но только не будущим, как дано человеку, и я, скромный производитель текущей истории, ее соглядатай и часовой, в эту минуту невольно уверовал в неприкасаемость ночной тишины, в неприкосновенность легкого дуновения, в невозможность событий помимо меня самого — меня и ее — в этом наиспокойнейшем из миров… Прямо из воды вырастали дома, и это была набережная. Если бы нас приняли за кого-нибудь, так наверняка за поляков, туристов, как и было задумано. Жена моя оставалась в постели, за лестницей наблюдал наш человек, никто не подъехал к дому, и ничего подозрительного не случилось. Почему же как сон?.. как забытая мысль?.. Почему, возвратясь в комнату, я обнаружил ее отсутствие? Нет, не комнаты, а ее! Почему? Почему? Почему?

Мы все лишились Е. В. Ковалевой. Я один остался, один.

— Мой комментарий, послед. — Лишь позволю себе Эпилог.)