Читать книгу - "Уборка в доме Набокова - Лесли Дэниелс"

В среду утром я решила порадовать своего агента. Села на пол в доме Набокова, прихватив ручку и несколько листов линованной бумаги. Было еще рано, но я хорошо выспалась. Вроде бы не с чего чувствовать усталость, и все же попытки написать эротическую сцену для пожилых читателей быстро лишили меня сил. Я сказала себе: «Это то же, что ездить на велосипеде» — только это не помогло, потому что на велосипеде я езжу скверно. Вытащила рубаху Грега Холдера, положила ее на колени.

Закрыла глаза, поднесла рубаху к лицу, вдохнула. Вообразила себе рот столяра, раскрытый в улыбке. Почти ощутила запах его верхней губы — едва различимая нота крема после бритья, кофе, запах его груди, жар, поднимающийся из выреза футболки. Не открывая глаз, начала писать: «Она чувствует на плечах его большие пальцы, а ниже их тела тянутся, прижимаются друг к другу. На нем поношенные холщовые брюки. Она это знает, потому что кончики ее пальцев трогают его, запоминают. Он выгибается в пояснице, прижимаясь к ней, она ощущает, как натянулись два крепких каната мышц. Исследует их через фланелевую рубаху, потом нащупывает резинку на его трусах-боксерках. (Прим.: уточнить, носят ли пожилые мужчины такие трусы. Поискать в „Гугл“?)

Он дышит ей прямо в открытый рот, шепчет: „Я хочу тебя“. Языки соприкасаются. Жар разливается по ее телу — мед, пролитый на горячий асфальт, затекающий во все щели. (Прим.: найти альтернативное, менее урбанистическое сравнение: слепые полосы жара разворачиваются… луга? Ряды колосьев?)

„Сядь сюда“, — шепчет он. Усаживает ее на край верстака, раздвигает ей колени своим телом. „Как хорошо“, — говорит он. Она лишилась языка, потеряла его у него во рту. Расстегивает пуговицы на его рубахе и тянет ее назад, с плеч. Плечи округлые, твердые — кости и мускулы. Он отрывается от нее, чтобы расстегнуть манжеты, высвобождает руки, отбрасывает рубаху на стремянку. „Иди сюда, — шепчет он. — Давай“. Его руки приподнимают ей грудную клетку. Он утыкается лицом ей в грудь. Она растеряла все мысли, утратила чувство времени и пространства. Откидывается назад, не обращая внимания на опилки. Рукоять какого-то инструмента впивается ей в спину. (Прим.: уточнить у Марджи — потенциальные читатели уже на пенсии или еще работают, может быть, это такое хобби?) Он умело раздевает ее, раздевается сам, и они растворяются друг в дружке. Он обхватывает ее тело — одна рука под ягодицами, другая под плечами, — приподнимает. Она обвивает ногами его бедра, сцепляет лодыжки. Он на руках несет ее в спальню и, наклонившись, кладет на постель. (Прим.: уточнить у Марджи — не смутит ли читателей такая нагрузка на старческий позвоночник?) Она чувствует, как отвердела его плоть. (Интересно, достаточно ли про эректильную функцию?) Он гладит ее большим пальцем, не отрываясь от ее рта, а другой рукой ласкает ей грудь. Кажется, он знает, что именно нужно сделать, чтобы она растворилась в потоке желания. (Прим.: не слишком ли много „растворилась“?) Сердце убыстряет ритм, она прерывисто дышит. Прижимается к нему, шире разводит ноги, качает бедрами навстречу его пальцу, навстречу его…»

Дальше я не написала, потому что, хотя солнце и сияло мне прямо в лицо, я уснула. Проснувшись, обнаружила, что проспала полчаса. Во сне исчиркала нижнюю часть листа какими-то каракулями и напустила слюней на рубаху Грега Холдера. Встряхнулась и решила дальше пойти напролом: «Так восхитительно чувствовать его внутри, она не может припомнить ничего подобного. (Уточнить — пользуются ли они презервативами?) Голова плывет, она откидывается на подушки, предоставив ему встать у штурвала и доставить ее на другой берег. Он длит сладкое странствие, и, только когда ей уже кажется, что рассудок к ней больше не вернется, они оказываются у цели».

Перечитала: невозможно сказать, испытали они оргазм или нет. Не имея понятия, насколько это важно, я присовокупила записку для Марджи: «Дорогая М., как по-твоему, они кончили? И имеет ли это значение?»