Читать книгу - "Выход А - Евгения Батурина"

Конечно, раньше я казалась ему жаворонком. Просыпалась, когда просыпался он, жила в его ритме, старалась дышать потише и с ним в унисон. Это было легко и совсем не больно – любовь действовала как анальгетик. А потом прошло семь лет, и я так же легко согласилась встретиться с ним в несусветную рань после двух часов сна. На автомате, по привычке – привычке любить Антона и зависеть от него. Он и не знал, что меня тошнит от недосыпа – откуда ему это знать, разве в 20 лет можно вообще произнести слово «тошнит» при любимом человеке!

Я поняла это все, пока читала меню и выясняла, что некоторые кладут в кофе огурец.

– Капучино, – объявила я. – Самый большой. Без огурца.

И захлопнула бы меню, если бы оно было книжечкой, а не листом шершавой бумаги, пришпиленной к деревяшке.

Когда мне принесли кофе, мы наконец стали разговаривать. Неловкость пропала, страх ушел. Но у меня было странное ощущение – что я одновременно участвую в беседе и вижу ее со стороны. Как будто я отправила на встречу с Антоном своего официального представителя, который задает вопросы, выслушивает ответы, правильно реагирует на все реплики, вовремя улыбается, кивает головой, рассказывает о себе. А в это время я, настоящая Антонина, вишу над столиком невидимым облаком и наблюдаю. И грущу.

Мой официальный представитель слушал Антона.

Живет в дальних Химках, недавно купил квартиру. К нему приехала младшая сестра, учится в Вышке, завела кролика и бойфренда, о которых нельзя рассказывать маме Гале. Бойфренд – прораб, делал у Антона ремонт. Кролик любит прыгать с дивана. Антон временно на фрилансе. Раньше работал на телевидении корреспондентом – сначала в расследовательской журналистике, потом в новостях, потом на бизнес-канале. Даже вел собственную программу об экономике. На канале сменилось руководство, старую команду уволили, передачу Антона закрыли. Он собирается вернуться в новости – знакомые обещали устроить на центральный телеканал, ждет вакансию после Нового года. А пока ездит в пресс-туры по разным странам, пишет статьи в тревел-журналы – одним из них руководит его бывший лысый начальник из программы о расследованиях – и продает им свои фотографии. Вот решил написать книгу о том, как строить бизнес, – за время работы на деловом канале разобрался в теме, познакомился с кучей предпринимателей.

Настоящая Антонина-облако понимала: он фотографирует и пишет книгу, потому что его не пускают в кадр. Тоскует по своему телевидению, хочет обратно и глушит тоску как может. Бедный мальчик. Отличная мы все-таки были пара – два зависимых человека, один от работы, другой от любви.

Кафе заполнялось все новыми модными посетителями, и многих из них Антон знал. Они подходили, здоровались с ним, некоторые обнимались и целовались. Он в ответ с готовностью улыбался – специальной улыбкой, в которой было чуть больше энтузиазма, чем хотелось бы. Я вспомнила, как раньше ненавидела эту улыбку для нужных людей. Мне тогда казалось, что он меня ею предает.

А он просто налаживал связи и делал карьеру.

Мы заказали еще кофе, и мой официальный представитель рассказал Антону о том, как я живу без него. Получалось, что неплохо живу. Работаю в журнале, воспитываю сына, люблю читать и смотреть кино.

– Надо же, твоему ребенку уже шесть лет. Скоро в школу. Как его зовут?

– Кузя, – ответил мой официальный представитель.

В этот момент Антонина-облако с тихим звоном растаяла в воздухе.

А я снова стала собой. И ясно поняла: больше я ни капельки от Антона не завишу.

Это было удивительно – мне даже хотелось себя ощупать, убедиться, что я все еще живая и настоящая. Так, говорят, бывает с людьми, когда они просыпаются после серьезной операции и понимают, что у них теперь не болит то, что долго болело.

У меня больше не болел Антон.

Именно поэтому я не сказала ему, что назвала ребенка в его честь: это казалось лишним, да и вообще неправдой. Также поэтому я не стала ввязываться в спор о телевидении и говорить, что в наше время и в нашей стране работать там просто стыдно. Моя зависимость излечилась, а его – нет. Зачем обижать человека.

Мы еще часа два завтракали. Говорили о его будущей книге – это не очень интересно.

Потом поехали ко мне и не выходили из моей квартиры до утра – это уже интереснее.

Не знаю, зачем я это сделала.

Немножко ради девочки по прозвищу Нафаня – она еще скучала по Антону, а у меня в тот день то и дело случались раздвоения личности.

Немножко ради самого Антона – он казался очень одиноким, и мне хотелось его утешить.

Немножко, как ни смешно, ради Гоши – чтобы наша с ним поездка на Кипр отменилась не просто так.

Ну и наконец, Антон был красивый мужчина, нравился мне, и борода ему шла.

Для того чтобы провести с кем-то ночь, совсем не обязательно захлебываться от любви к нему и умирать от ненависти к себе – вот главное открытие октября.

Утром Антон рано встал – нужно было ехать сначала в Химки, потом в Корею. Ходил по квартире босиком в одних джинсах, шутил, варил кофе. Высокий, стройный, смуглый. Я им любовалась.

В дверях я крепко его обняла, потерлась носом о ткань рубашки, подпрыгнула и поцеловала в ухо.

– Пока, Антон! – сказала я.

Я не могу произносить вслух имена людей, в которых влюблена. Антона я назвала Антоном впервые за одиннадцать лет нашего знакомства.

И он уехал.

Оставшись одна, я медленно побрела в комнату, где всего неделю назад мы большой компанией детей и взрослых ели Жозефинины брауни и Борину чиабатту.

С тех пор лет сто прошло. А я вон сколько успела: развестись с мужем, переспать с бывшим любовником, разрушить едва начавшиеся отношения, отредактировать текст про матрасы.

Квартира показалась мне вдруг необычайно огромной и пустой. И моя жизнь – тоже. Но меня это почему-то не пугало. Скорее озадачивало, удивляло. Мне было интересно, что дальше.

Я пришла на кухню. На столе стояла чашка, из которой Антон пил кофе. Одинокая такая.

Когда мне было девятнадцать лет, я думала, что в двадцать девять наконец-то выйду замуж за Антона и тогда начнется мое престарелое тихое счастье.

Вениамин говорил, что, когда Кузя пойдет в школу, надо будет родить второго ребенка – чтобы я ушла в декрет и у меня было время на младенца и первоклассника. Это тоже должно было произойти в этом году.

Семен Грановский разводился с женами раз в семь лет. Значит, сейчас как раз пришла очередь его жены Вики. Где-то и он ходит, свободный и вечно виноватый, ждет моего звонка. Возможно, ночует в квартире с правильно выставленными тапками – более новые квартиры он обычно оставлял женам.

Мой школьный парень Денис Давыдов в одиннадцатом классе утверждал, что к тридцати годам уедет в Америку и возьмет меня с собой. Тридцать ему исполнилось позавчера – я помню все дни рождения всех бывших. Пока он не покинул даже Белогорск. Работает там в автосервисе.