Читать книгу - "Лед и вода, вода и лед - Майгулль Аксельссон"

— Сюсанна, — крикнул Биргер снизу из холла. — К тебе пришли.

Пришли? Сюсанна уставилась на свое отражение. Остатки черной подводки виднелись в уголке правого глаза. Она оторвала клочок ваты, намочила под краном и стала тереть, крича:

— Сейчас!

Внизу, разумеется, ждет Ингалиль. Недовольная еще больше, чем обычно, потому что Сюсанна давно с ней не общалась. Обычно по субботам Сюсанна сама звонила ей днем, чтобы договориться о планах на вечер, но сегодня этого не сделала. Не позвонила, и даже не собиралась звонить. И вот теперь Ингалиль стоит в холле, злющая-презлющая. Наверняка.

— Сюсанна!

— Да, я сейчас! Иду!

Ее голос звучит громче и раздраженней, чем всегда, Сюсанна уверена, что он проник сквозь дверь ванной и достиг нижнего холла. Она никогда бы себе этого не позволила, будь Инес дома, но Инес дома не было, и Сюсанна кричала так, как ей хотелось. Биргера она не боится. Стоп. Она поймала себя на том, что мысленно называет их «Инес» и «Биргер», а не «мама» и «папа». Ну и ладно. Просто так удобнее на самом деле, и все. Она последний раз окинула себя взглядом в зеркале. Косметика смыта, но волосы уже прилично отросли. Челка ниже бровей. Очень хорошо. Это — сигнал Ингалиль и Инес, ясное послание, хотя и без слов. Сюсанна теперь другая. И помыкать ею больше не получится. Ни у так называемой лучшей подруги, ни у так называемой мамы. Если эта так называемая мама вдруг соизволит явиться. Снаружи успело стемнеть — это Сюсанна заметила, выйдя в верхний холл. Фонарь на улице уже горел, и она поспешно глянула на часы. Полчетвертого. Куда вообще-то Инес понесло? На рынке теперь никого нет, и магазины закрыты. Ладно, фиг с ней.

Она медленно спустилась по лестнице, наверное, слишком медленно. Ингалиль стояла у самой двери, одетая в свое обычное старое пальто. Коричневое. Тошнотворно-коричневое, прямо скажем. Сама она пальто уже не носила, в начале осени ей купили парку, и при виде Ингалиль внутри у Сюсанны вспыхнуло торжество. Ингалиль была всем тем, чем Сюсанна не была. Рослая и дебелая. Прыщавая. Коротко стриженная и с кудряшками. Сама Сюсанна переменилась в последние месяцы, и все новое вдруг перестало ее пугать. Она, всегда бывшая серенькой мышкой, незаметной среди других таких же, вдруг стала ловить на себе взгляды. Вот теперь, в этот миг, она впервые смела себе в этом признаться. Даже гимназисты выпускного класса и учителя, которые не вели у нее занятий, глазели ей вслед, когда она несла свой поднос в столовке или взбегала по лестнице, боясь опоздать на следующий урок. А когда они пошли с Инес покупать зимнее пальто, неделю спустя после того, как «Тайфунз» впервые заняли первую строчку в «Десятке хитов», то чувствовалось, что встречные делают над собой усилие, чтобы не смотреть в их сторону. Это удавалось не всем. У славящейся коммерческим чутьем фру Якобсон ноздри так и затрепетали, едва Сюсанна и Инес переступили порог магазина «Сэма». И Сюсанна, примеряя пальто за пальто, чувствовала, как остальные покупатели искоса на нее посматривают. Попытавшись взглянуть на себя их глазами, она скоро поняла, что обычное пальто ей теперь не годится. Наконец она остановилась на черной парке с бежевой подкладкой, не потому, что та показалась ей красивой, но просто из страха купить что-нибудь не то, что-то некрасивое или немодное, способное одной своей унылостью омрачить образ Бьёрна. Выйдя на улицу, они встретили Монику Андерсон, тоже живущую на Сванегатан, она была на пять лет старше Сюсанны и никогда раньше не снисходила до того, чтобы поздороваться, а теперь дернула головой, как бы кивая, а потом отвела глаза, как бы смутившись.

Значит, знает, кто такая Сюсанна. Все вдруг узнали, кто такая Сюсанна. И с тех пор прошло два месяца, нет, почти два с половиной, и все переменилось еще больше. Парка оказалась красивой. Она сама оказалась красивой. Ну, почти. Скоро она, наверное, даже начнет спорить и возражать. В открытую.

— Привет, — обратилась она к Ингалиль. Но не улыбнулась.

Глаза Ингалиль забегали. Словно от растерянности. Тоже что-то новенькое.

— Привет.

На миг стало тихо. Ингалиль сглотнула:

— Может, прошвырнемся?

Сюсанна ответила не сразу. В один миг она вспомнила все гадости, услышанные за год от Ингалиль, все ее ядовитые замечания, ее вечно высокомерный тон, и вдруг захотелось дать сдачи, пусть теперь эта мымра сама почувствует собственную глупость и ничтожество, как прежде все это тысячу, нет, десять тысяч раз ощущала Сюсанна. Но тут же внутри шевельнулось другое чувство, старое, давно знакомое. У Ингалиль нет ничего, что есть у Сюсанны. Ни виллы. Ни парки. Ни старшего брата. Ни обеспеченных родителей. Ни Евы. Пожалуй, не удивительно, что она так воображает из-за своих отметок. Больше ей и воображать-то не из-за чего.

— Да ну, не знаю…

Ингалиль кашлянула. Ага. Она растерянна.

— Уже витрины начали украшать к Рождеству…

Сюсанна прислонилась к лестничным перилам.

— Да что-то неохота по магазинам.

— Можем пройтись вдоль моря, по Линьен.

Сюсанна пожала плечами:

— Ладно, пошли.

Они молча шли бок о бок в темноте, не проронив ни слова, пока не приблизились к первому фонарю приморской аллеи.

— Ты сегодня не позвонила, — сказала тогда Ингалиль.

Сюсанна глянула на нее, но Ингалиль на нее не смотрела. Она шла чуть сутулясь, стараясь казаться ниже, ее волосы ерошил ветер. Зачем она стрижется под мальчика? Почему бы хоть раз не попытаться выглядеть по-человечески?

— Неа, — ответила Сюсанна и тут же прикусила нижнюю губу. Неправильный ответ. Почти признание: что-то случилось. Она сунула руки в карманы парки, ища выход. Там его не нашлось. Значит, надо продолжать в том же духе.

— А я ждала, — сказала Ингалиль. Теперь голос ее окреп. Она больше не казалась растерянной. Но пугаться Сюсанна не собиралась.

— Ага. А самой позвонить?

— Я звонила. Никто не брал трубку.

В наступившей тишине слышалось только шуршание гравия под их подошвами.

— Ну, — сказала наконец Сюсанна, — я тут выходила ненадолго.

Снова долгая пауза. Ингалиль ждет, что она объяснится. Но Сюсанна этого делать не намерена. Ингалиль придется спросить самой. Даже если ждать придется долго.

— Куда это? — наконец спросила Ингалиль.

Сюсанна притворилась, что не расслышала.

— Что?

— Я спрашиваю, куда это ты выходила! — сквозь зубы прошипела Ингалиль.

Теперь она окончательно стала собой. Вернулся ее обычный полуиздевательский тон. Сюсанна почувствовала, как холод растекается по всему телу. Это не был обычный зимний холод, он не имел никакого отношения ни к промозглому ветру с Эресунна, ни к тому, что она забыла дома варежки. Это было что-то другое. Какой-то совершенно незнакомый вид холода, он пробежал по позвоночнику, защекотал под ложечкой и вдруг заполнил мозг. Сюсанна испугалась. Но не так, как раньше. На самом деле она испугалась меньше, чем когда-либо пугалась в жизни. И вскинула голову.