Читать книгу - "Свободу медведям - Джон Ирвинг"

— Это самый быстрый путь на запад? — спрашивает моя бабушка.

Но дедушка находит дорогу. Он останавливается перед единственным освещенным курятником в Хикинге.

Эрнст Ватцек-Траммер ощипал и насадил на вертел трех безымянных цыплят над тлеющими углями на полу курятника. Он терзается над остатками своего курятника. Дед и патриот собирают ведро яиц, наливают воды и варят яйца вкрутую. Ватцек-Траммер режет и ощипывает своего лучшего каплуна — его тоже бросают в ведро вариться. Затем они связывают ноги четырем лучшим курам и племенному петуху. Хильке яростно заворачивает их в одеяло, они начинают биться на полу машины под задним сиденьем, напротив скрученной в длину шинели, которая отделяет моего дедушку от моей матери. Эрнст Ватцек-Траммер усаживается на переднее сиденье рядом с дедом, каждый со своей стороны от кухонной утвари, ведро с яйцами на полу между ними. Перед тем как уехать, Ватцек-Траммер выпускает своих кур на свободу и поджигает курятник. В отделение для перчаток он кладет свой лучший мясницкий нож.

Три безымянных цыпленка, посаженных на вертел и зажаренных, а также только что сваренный каплун — слегка недоваренный — разрываются на части Ватцеком-Траммером, пока дедушка ведет машину. Эрнст раздает куски цыплят и сваренные вкрутую яйца, в то время как дед поворачивает на юг, через Глогниц и Брюк-ан-дер-Мур, затем на запад и даже немного на север — к краю гор. Он решает ехать прямо на запад к Санкт-Мартину.

Это далекий путь из Вены; они вынуждены брать курс к югу от Линца, к тому же у них заканчивается бензин. У «мерседеса», бывшего когда-то такси, закипает радиатор — хотя на улице март, — и Эрнсту Ватцеку-Траммеру приходится остужать его водой из ведра с яйцами.

Моя мать на заднем сиденье не произносит ни слова. Она еще чувствует колени Зана Гланца меж собственных колен, чувствует его отчаянный вес, заставляющий ее спину тереться о парадную дверь.

Бабушка говорит:

— Живые цыплята пахнут.

— Нам нужен бензин, — говорит дедушка.

В Праггерне они обнаруживают, что празднование все еще продолжается. Дедушка приспускает стекло со своей стороны и останавливается рядом с полицейским в расстегнутой на груди униформе — повязка со свастикой почему-то растянута настолько, что сползает через голову на шею. Трудно сказать, сам ли он натянул ее, или ему сжимали голову, пока кто-то натягивал повязку.

Ватцек-Траммер приоткрывает отделение для перчаток и придерживает его своим коленом, над ним поблескивает мясницкий нож. Мой дед отдает нацистское приветствие через окно.

— Рад видеть, что сегодня вся страна не ложится спать, — говорит он.

Но полицейский заглядывает в машину и с подозрением смотрит на ведро с яйцами и завернутых в тряпку цыплят.

Эрнст Ватцек-Траммер хлопает дедушку по спине.

— У его брата нотариальная контора в Зальцбурге! — говорит он. — Вы бы посмотрели на Вену и всех этих большевиков, которых мы встретили по пути — драпающих на восток.

— У вашего брата есть нотариальная контора? — спрашивает полицейский.

— Меня могут послать в Мюнхен, — радостно сообщает дедушка.

— Да благословит вас Господь, — говорит полицейский. И Ватцек-Траммер передает ему сваренное вкрутую яйцо.

— Так и держите! — говорит дед. — Держите весь город на ногах до рассвета!

— Хотел бы я знать, что происходит, — говорит полицейский. — Я хочу сказать, на самом деле.

— Именно так и держите, — говорит дед, пытаясь высунуться из окна, но потом останавливается. — У вас, случайно, не найдется немного бензина, а?

— Тут есть машины, из которых мы можем немного отлить, — говорит полицейский. — У вас есть шланг?

— Случайно есть, — говорит Ватцек-Траммер.

На темной стоянке за зданием почты они находят почтовый грузовик. Полицейский даже отсасывает из шланга, чтобы дать бензину потечь, поэтому они отдают ему каплунью ножку.

А моя мать чувствует воображаемые колени меж ее собственных; она трет о стекло ладонью, как если бы это был хрустальный шар, показывающий ей каждое осторожное, продуманное движение, которое предпримет Зан Гланц, чтобы выбраться из Вены.

А все остальное лишь предположения. Что Хильке считает, будто Зан узнал — почти одновременно с одураченным Муффом, — что немецкие пограничные войска, несмотря ни на что, переходят границу. Что Зан заблаговременно перевел заверенную подписью чековую книжку дедушки почтмейстеру Капруна. Что, возможно, Зан прочел передовицу Ленхоффа о немецком путче не позднее полудня, а потом услышал об оказанной Гитлеру теплой встрече в Линце, где фюрер прошел маршем от границы у Пассау, с солдатами и танками, чтобы «посетить могилу матери». И что Зан или кто-то еще одолжил или украл такси, чтобы отвезти преступного редактора Ленхоффа через венгерскую границу у Киттсии, и был завернут обратно чехами. Но если Зан Гланц не вел такси, то почему он так и не встретил мою мать в Капруне? Значит, за рулем был он. И он увез с собой половину того, чем я был в то время, потому что тогда я был, в лучшем случае, лишь идеей в голове моей матери — половинка которой, если не пересекла венгерскую границу у Киттсии, отправилась туда же, куда и Зан Гланц.

А все остальное — это просто семилетняя история жизни под охранной тенью дедушкиного брата, почтмейстера из Капруна, который сохранил свое почтовое отделение благодаря тому, что вступил в нацистскую партию, и, поскольку Капрун был тогда так мал, он счел почтовую службу не слишком обременительной, а ношение маски нациста не таким уж большим трудом. И все бы ничего, если бы не наличие одного молодежного клуба, за которым он надзирал, — несколько его членов заподозрили почтмейстера в неискренности и, поймав одного, без охраны, в убогой общей уборной барака гитлерюгенда, сожгли заживо из небольшого эсэсовского огнемета, который он демонстрировал лишь этим утром. Но это случилось тогда, когда война почти уже заканчивалась, и я не думаю, что мои дедушка, бабушка и мать сильно бедствовали или голодали, им помогли продуктовые запасы гениального Эрнста Ватцека-Траммера и те специи, которые моя бабушка предусмотрительно завернула в бобриковое пальто в Вене.

А все остальное содержится в телеграмме Геринга Гитлеру в Линц, который услышал по радио о триумфальной встрече Гитлера в первом австрийском городе. Геринг спросил: «Если энтузиазм столь велик, то почему бы не довести дело до конца?» И Гитлер, разумеется, двинулся вперед и довел дело до конца. Только в одной Вене первая волна арестов гестапо унесла семьдесят шесть тысяч. (И если это не Зан Гланц увез редактора на такси, то не был ли он одним из этих семидесяти шести тысяч? Так что за рулем должен был сидеть именно он.)

А дальше, как я себе это представляю, оставалось лишь ждать появления второго жениха моей матери. Я не хочу сказать, что он оказался менее достойным, чем первый, — или что я осуждаю мою мать за то, что она не позволила Зану Гланцу стать моим отцом. Потому что если и не генетически, то по духу кое-что от Зана Гланца определенно мною унаследовано. Я только хочу показать, как Зан Гланц заразил мою мать идеей обо мне. Даже если он не внес в мое появление ничего другого.