Читать книгу - "Дорога соли - Джейн Джонсон"

Рассердившись на себя, я решила во что бы то ни стало выбраться в город, посетить какие-нибудь лавки с местными украшениями, о которых говорила жена хозяина ресторана, поспрашивать про амулет. Судя по всему, французский у меня вполне подходящий и я сумею поддержать разговор, расспрашивая о людях, об их культуре и обычаях. Возможно, смогу от нечего делать побродить между лавчонок местного базарчика, который я заметила, когда мы покупали продукты в день восхождения на Львиную Голову. Кто его знает, какие еще странные вещи могут мне попасться в местах, где люди с удовольствием едят саранчу?

Воодушевившись этими планами, я решила немедленно действовать. Боясь передумать, я положила двадцать дирхемов на чайный поднос, сунула путеводитель в сумку на ремне и осторожненько встала на здоровую ногу, стараясь сохранять равновесие. Потом я так же бережно коснулась земли поврежденной ступней и попробовала перенести на нее часть своего веса. Ой, мама! Обжигающая боль пронизала ногу так сильно, что я чуть не задохнулась. Вцепившись в край стола, я ждала, когда боль пройдет. Через несколько секунд мне действительно стало легче, но стоило пошевелить пальцами ноги, а не то чтобы сделать хотя бы маленький шажок, как по икре прошла еще одна волна боли, хотя и не столь сильная. Ой-ой-ой! Провести еще целый день в этой треклятой гостинице, даже хотя бы час! Я сделала шаг, потом другой.

— Мадмуазель!.. — прозвучало вдруг у меня за спиной.

Застигнутая врасплох, я резко повернулась, потеряла равновесие и бесформенной кучей рухнула на землю, стукнувшись к тому же лодыжкой о металлическую ножку стула и проехав щекой по камням, выстилавшим дворик. Мне было так больно, что из взрослого цивилизованного человека я мгновенно превратилась в ребенка, который ругается самыми последними словами.

— Сволочь! Что ж ты себе, скотина, думаешь?! До смерти перепугал, козел, ишь, подкрался! Господи, проклятая лодыжка, черт побери, зараза…

Я бушевала и долго ругалась, сначала от боли и злости, потом для порядка, используя лучшие в данной ситуации словечки английского языка, входящие в набор скалолаза, пока боль, а с нею и ярость постепенно не успокоились. Все это время маленький чертик сидел у меня на плече и нашептывал на ухо о том, что совсем недавно в городе я видела человека без ног, который передвигался на маленькой тележке, перекидываясь шуточками с попадавшимися навстречу детишками. Старушка шла, согнувшись чуть ли не пополам. Она поворачивала лицо вверх под немыслимым углом, улыбалась каждому встречному и желала ему здравствовать. Болезненно худой мальчишка упал посреди улицы головой вниз с осла, но тут же вскочил и, как на пружинах, снова запрыгнул ему на спину. Он отряхнулся от пыли и засмеялся, несмотря на то что ему было очень больно и все кругом тоже хохотали над ним. У меня всего лишь несчастная вывихнутая лодыжка, а я закатила нелепую, позорную сцену. Моя мама так бы мне и сказала.

«Иззи! — заявила бы она таким тоном, будто я совершила самый постыдный в мире поступок. — Немедленно прекрати истерику».

Я подняла голову и увидела, что даже белокурый карапуз смотрит на меня, разинув рот.

«Все правильно, — злобно подумала я, лежа на неровной земле в весьма неудобной позе, лишенной всякого достоинства. — Смотри на меня как следует и запомни, сынок. Вот так устраивает истерику взрослый человек. Советую тебе усвоить прекрасные англо-саксонские вокабулы, которые ты только что слышал, чтобы как-нибудь от души потрясти своих папашу с мамашей, этих самодовольных и чопорных буржуа!»

Но тут кто-то подхватил меня под мышки и поставил в вертикальное положение, а потом усадил на стул. Поднялась суматоха, все забегали, залопотали на своем непонятном берберском. Через несколько секунд прибежал человек из обслуги с кувшином воды и небольшим белым полотенчиком. Я почувствовала, что кто-то легко шлепает меня по щекам.

— Пустяки, царапина, ничего страшного, — бормотал по-французски утешающий голос.

Я сорвала с лица полотенце, мне вдруг стало ужасно противно, что кто-то позволил себе такую фамильярность.

— Оставьте меня в покое!

— Простите, ради бога, я хотел вам только помочь…

Конечно, это Таиб, его резко очерченное лицо, мрачнеющее под складками тагульмуста.

— Извините, — сказала я, смущенная своей резкостью. — Просто мне до чертиков надоело нуждаться в чьей-то помощи.

— А я было подумал, не захотите ли вы прокатиться со мной в одну деревеньку в горах. Там живет пожилая женщина, которая могла бы сказать вам, что написано на листке в вашем амулете.

— Это правда? — Я вскинула на него глаза.

Любопытство в душе моей боролось с осторожностью. Можно ли довериться этому человеку? Ведь я лишь недавно с ним познакомилась.

«А можно ли вообще доверять людям?» — продолжал изводить меня внутренний голос.

Я сделала глубокий вздох, прогнала прочь эту недостойную мысль и согласилась:

— Хорошо…

— Да и хватит вам уже бездельничать на солнышке, ведь правда же?

Я улыбнулась в ответ. Что и говорить, убедительно сказано.

— Пожалуй.

— Европейцы не привыкли сидеть сложа руки. — Он присел рядом, внимательно посмотрел мне в глаза и засмеялся. — А вот мы, марокканцы, можем бездельничать по нескольку дней подряд. В Париже я работаю без перерывов, днем и ночью, а здесь снова становлюсь самим собой. — Таиб провел рукой вокруг, как бы охватывая жестом и город, и великолепный горный пейзаж, окружающий его. — Успокаиваюсь, почти не работаю, иногда вообще ничего не делаю. Встаю поздно, завтракаю не торопясь, долго, потом сижу в кафе с друзьями. Мы пьем кофе, разговариваем. Я хожу в гости к родственникам и знакомым, по которым соскучился в городе, узнаю, что у них нового, весь день провожу с ними. Смотрю, как горы меняют цвет под лучами солнца. Много сплю, сижу и созерцаю, просто гляжу, как перед глазами проходит жизнь. Но для вас, я вижу, такое существование в тягость.

— Терпеть не могу ничего не делать. Начинаю от этого беситься, — покачала головой я.

— Очень жаль. Отказываетесь от собственного же блага.

Я бросила на него быстрый взгляд, но решила прикусить язычок и полюбопытствовала:

— А что… эта ваша старушка? Где она и как вы ее нашли?

— Живет в одной деревушке, Тиуада называется, пара часов на машине к югу отсюда. Нана знала ее, когда еще была маленькой. Она… в общем, наша дальняя родственница.

— Эта женщина умеет читать тифинаг?

— Не знаю, нана так говорит. — Таиб пожал плечами. — Что вы теряете? Проведете время с одним из самых обаятельных сынов Тафраута и вдобавок полюбуетесь замечательной местной природой. Это уже немало.

— Вы считаете себя обаятельным?

Он одарил меня лукавым взглядом из-под ресниц, и, к своей досаде, я заметила, что они значительно длиннее моих.

— Мне часто так говорят.