Читать книгу - "Зенит. Новейшая история. 2.0 - Геннадий Орлов"

– Сколько вместе вы проработали?

– Полсезона. До конца мая. Каждый день я с командой был, летал с ними, каждый день на тренировках был. И вначале ещё на установках. Первые установки я переводил, но ему не нравилось, что это перевод, он хотел напрямую обращаться к игрокам. Потом говорил: «Зачем ты их называешь по именам, просто переводи без имён».

– Я знаю, что он поменял все фотографии после Спаллетти перед раздевалкой. Мне сказал Юрий Гусаков: «Приехал Боаш, посмотрел, сам выбрал фотографии и поставил только позитивные, радостные».

– Он на первой установке, когда была презентация, сказал игрокам: «Я хочу, чтобы вы побеждали, у меня никаких других желаний нет. Если что нужно – обращайтесь, лишь бы мы играли и выигрывали, работали. В любой час ночи и дня обращайтесь. Надо тренироваться, отдаваться игре. Остальное меня не интересует». Он вообще не очень любил много говорить. Установки были очень короткие. Буквально десять минут: кто подаёт угловые, кто кого закрывает и проч.

– Он никогда не рассказывал про свою родню, про бабушку-дворянку?

– Нет, но насколько я понял, часть семьи у него довольно родовитая, «голубая кровь», британские дворяне. Дядя – довольно богатый человек, который коллекционирует раритетные машины. И Виллаш тоже. Он рассказывал, что купил за чуть ли не за миллион фунтов стерлингов «ягуар» очень древнего года. У него гараж, мотоциклы… Он участвовал в Португалии в автогонках, вроде бы даже профессиональных.

– Как Гарай оказался в Зените?

– Боаш его уговорил. Описал великие перспективы, хорошую зарплату. Боаш работал только со своими людьми.

– Почему у Виллаш-Боаша не получилось сотрудничества с Аршавиным?

– Он считал, что Аршавин психологически будет плохо влиять на иностранцев, будет противостоять пулу иностранному… С Кержаковым, думаю, та же ситуация. Я Андре говорил, что для нас это важно, для жителей города, для болельщиков… Эти люди, какие бы ни были у них характеры, – это символы. А с символами очень опасно плохо поступать… Он ответил: «Я всё это понимаю, но я же должен руководить». Несколько раз, помню, он даже не пускал Аршавина на установки. Кстати об установках. Те установки, что я присутствовал, были схематичные. Чётко сказано каждому три слова, не больше. Он очень сдержан. Его чувства настоящие я видел, когда был матч с «Динамо», Гулливер выскочил на поле и мы проиграли… Я помню, он закрылся в раздевалке для тренеров, были слышны мат, английские вопли… Слышались удары, видимо он бил по мебели. Он ведь очень хотел добиться успеха, победить. Он действительно поверил в то, что те, кто его пригласил, хотят построить великую команду, что «Газпром» создаст ему все условия. Ему надо было меня оставить и слушать, как советчика, а не как переводчика. В нашем мире информация – это всё, надо понимать, что происходит в твоём царстве, какие тенденции.

– Как к Виллаш-Боашу относились сотрудники клуба?

– Абсолютно нейтрально. Он улыбался, вежливо здоровался и больше ничего. Он считал, что люди должны делать свою работу за зарплату. Что он никому ничем не обязан. Той щедрости, что была у Спаллетти и есть сейчас у Луческу, в нем не было.

– Вы могли наблюдать, как переучивали Лодыгина.

– Тренер вратарей Вилл Корт сказал Боашу, что русская школа вратарей – отсталая, что сейчас нужно другое, нужно действовать как Нойер, активно участвовать в игре. В итоге Лодыгина сломали, он стал играть хуже. Если бы прислушались к Бирюкову, ситуация, думаю, была бы другая.

– Ситуация с изменением лимита, судя по всему, выбила Виллаш-Боаша из колеи.

– Он, когда сталкивался с какими-то проблемами. и они не решались, начинал психовать. Я помню, он позвонил мне, когда не мог дозвониться до руководства по поводу трансферов, это было в июле за две недели до начала чемпионата. Уже должны были приезжать Моутиньо и Фалькао. Вместе с Халком и с Гараем это была бы супер-команда. И он мне говорит: «Звоню, все телефоны отключены. Что делать?». Я говорю: «Звони в Москву, руководству, с кем подписывал контракт». Он говорит: «Объясни мне такую вещь: меня пригласили, мне платят достаточно большие деньги, обещают всё и вдруг сами от всего отказываются». Я говорю: «Ты прессу вообще читаешь, хотя бы португальскую, про Россию? Ты слышал, что у нас сейчас тренд, чтобы меньше финансов вкладывалось в легионеров? Соответственно «Газпром» не может идти против государственного тренда, что же ты хочешь?» Видимо он очень сильно обиделся, начал жаловаться, сбил в команде дух. Мне он сказал: «С такими проблемами и с таким лимитом мне будет трудно на двух фронтах». Поэтому он сконцентрировался на Лиге чемпионов и в чемпионате получил столько проблем, которые не позволили ему стать чемпионом. На мой взгляд, Боаш мог бы построить супер-команду. Он был близок к этому. Он трудоголик, у него тактические знания огромные.

– «Газпром» правильно сделал, что поставил на него?

– Абсолютно. Если бы его не пригласили, то Халка бы пришлось срочно продавать.

– Что помешало Виллаш-Боашу?

– Он человек достаточно закрытый и страдал из-за отсутствия семьи. Он так и не смог здесь стать своим – даже не старался. Необязательно учить русский язык, но попытаться влиться, капельку стать русским… Хотя был эпизод, когда мне показалось, что это возможно. Мы ездили на Пискарёвское кладбище, он сказал в какой-то момент: «Всё, больше не переведи, дай мне побыть одному». И он пошёл по кладбищу и плакал, слёзы в глазах были! И когда приезжали из детских домов ребята, он бросал тренировку, подходил, обнимал их, мячи дарил.

– Как вы думаете, он способен меняться? Делать работу над ошибками?

– Думаю, нет. Только если будет совсем уж стрессовая ситуация, граничащая с опасностью для его жизни, для семьи – тогда да. Он очень упрямый парень. Я ему сколько пытался эти полгода объяснить, что это Россия, что здесь надо смотреть на людей, что здесь есть общественное мнение, что не всё так просто. И потом он мне прислал смс: «Ты во многом был прав, и надо было мне тебя послушать».