Читать книгу - "Популярная музыка из Виттулы - Микаэль Ниеми"

Она долго копалась, наконец, настроилась на финскую волну. Грустное танго, какая-то женщина пела о любви и печали. Машина перевалилась через горку и пошла петлять, оставляя позади себя меланхоличную дымку. В этой холодной пустыне изливалось, кровоточило чье-то сердце. Я украдкой поглядывал на девчонку. В темноте вырисовывался ее силуэт, закругление подбородка, губы сочные, лихо вздернутый финский носик. Мне захотелось обнять ее. Поцеловать.

– Куда тут у вас в Паяле можно сходить? - спросила она.

– А фиг его знает, - ответил я.

Мы уже проезжали Манганиеми, со свистом пролетели по старенькому мосту. Из лесу выступили огни домов и серебряным светом разлились по руслу реки. Девица не сбавила ход даже тогда, когда на узкой колее на нас вдруг выскочил огромный дальнобойщик. Машины разминулись в считанных миллиметрах - газеты не просунешь. Дальнобойщик яростно посигналил - девица и бровью не повела.

– А кино сегодня будет?

В этом я не был уверен. Что же такое придумать? Вспомнил, что один мой одноклассник держит кроликов в бойлерной. Он выпрашивал для них полусгнившую морковку в магазине - все равно ведь выкидывать. Несколько раз я видел, как они сикают. Глупости, она ж не маленькая.

– Хочешь, поедем в Паяльский спортклуб, на хоккейную тренировку? У них в выходные серия матчей против "Это-Куивы".

Я показал ей, что надо ехать прямо, потом, возле лавки Артура - она похожа на картонку из-под обуви - направо, потом дальше в центр мимо обувного магазина Харьюхахто, канцтоваров, цирюльни Ларссона, пекарни Веннберга, киоска Микаэльссона и кафешки Линдквиста. Перед школой мы свернули с дороги и кое-как дотащились до хоккейной площадки. Здесь мы оставили машину, которая к тому времени успела прогреться, пошли по утоптанной стежке вниз к катку.

Тренировка была в самом разгаре. Верзилы в латах и черно-желтых фуфайках кружили по всей площадке, отрабатывая задний ход. Тренер Стенберг, бородатый полисмен, переехавший к нам с юга, гудел в дудку, подбадривая подопечных:

– Не срезать, не срезать на поворотах, засранцы! А ну, поддай жару, красные дьяволы!

Потом они разогревали вратаря убойными, безжалостными бросками - крючковатые клюшки "КОHO" шлепали и хрустели, кипер в маске а ля "мертвая голова" стоял как на плахе, щитки не спасали, все тело покрылось синяками. Шайбы то и дело улетали на лужайку, далеко за бортик - то-то будет радости мелюзге, когда сойдет снег.

– Да гаси ж ты, едрена матрена, ему в домик! - возбужденно рычал Стенберг - он пекся о юношестве и по собственной инициативе организовал тренировки во всех деревнях в радиусе нескольких десятков километров.

Потом началась игра. Ледовое побоище, где брали больше не умением, а желанием. Игроки лупились о борта, елозили на заднице, щелкали так, что аж звенели клюшки. Долговязый форвард одной из команд нацепил допотопный подбородник, отчего смахивал на овчарку в наморднике. Приведя свою немалую мышечную массу в поступательное движение, он попер напролом - защитники посыпались как стадо оленей, раздавленное паровозом. А вот с контролем шайбы он был не в ладах. Но ему слегка подфартило, он умудрился-таки откинуть шайбу защитникам, и те без труда вколотили ее в образовавшийся пролом. В команде соперников форварда играл щуплый блондин с потрясающей реакцией. В момент вбрасывания он цепенел, словно ящерица, а потом - раз, и клюшка сполохом вонзалась в катящуюся шайбу.

Мы стояли на снежном валу у бортика и какое-то время смотрели на игру. Я как бы ненарочно приблизился к девице, наши куртки соприкоснулись. Она жевала бубль-гум, выдувая пузыри - от них пахло лакрицей. Я заметил, что она ежится и кутается в свой палестинский платок.

– Замерзла?

– Есть маленько.

– Давай… У меня есть приятель, у него кролики…

– Фи, детство какое, - скривилась она, обмотав резинку вокруг пальца.

Мне бы вместо этого обнять ее. Да поздно. Я чувствовал себя придурком. Захотелось сбежать домой, поучить рифы перед зеркалом. Девчонка заметила мое смущение. Смягчилась, стала следить за игрой, делая вид, что это интересно.

– Им нужно больше играть в одно касание, - сказал я. Как русские. А то они, как канадцы. Сила есть, ну, ты знаешь, играют ровно дуболомы.

Тут я углубился в анализ игры, стал нахваливать ювелирную технику советских хоккеистов, которые снимают лепестки с клюшек и тренируются с одной рукояткой. Когда вдруг понял, что она заскучала. А тут и я начал подмерзать.

– Пойдем, посмотрим гимнастику для домохозяек.

Она кивнула и как-то томно заглянула мне в глаза. Потом, будто испугавшись, что обнаружила себя, быстро опустила взгляд. Чую, сердце мое затрепыхалось в груди, и мы отправились в спортзал - он был в паре сотен метров от нас.

Дверь в женскую раздевалку была незаперта. Мы просочились внутрь. Нас оглушил джаз, гулким эхом разносивший от школьной магнитолы. Пахло селедкой и лаком - в старых спортзалах всегда так пахнет: затхлый дух истязаний, въевшийся в скакалки, кони и кольца. Плюс ядреная смесь женского пота с секилем. На крючках было развешано тряпье: сморщенные гамаши с начесом, исподние юбки размером с добрый шатер, цветастые сарафаны, коричневые колготы, лифчики величиной с мою голову. На полу в лужицах талой воды стоят авоськи и пакеты, стоптанные сапоги, валенки и остроносые полусапожки.

Я на цыпочках подкрался к выходу в зал. Ядовитый свет. Вдруг земля затряслась под ногами, дом содрогнулся до самого свода. Тетки прыгали через баллоны. Боже, как тряслись их телеса! Сиськи шлепали по пузу как мешки с мукой, баллоны вспухали как тесто на дрожжах. Хорошо еще, что прыгали домохозяйки вразнобой - попади они разом в такт музыке, ей-ей, проломился бы пол. Следующее упражнение - бег с прискоком по кругу. Вдоль шведских стенок, топая грузными ногами, загрохотало стадо слонов. Пот лился ручьем, тек по двойным подбородкам, уходя в скважины между грудей, варикозные вены светились синюшно-кровавым светом. Раз, два, потяну-улись, - скомандовала руководительница, стоявшая за магнитофоном, и сорок дебелых матрон заволновались, как березки на ветру. И-раз, и-два, наклон, и двадцать непомерных задниц, наплодивших верную сотню ребятишек, встали раком. Пот с ягодиц катился по сальным бокам, запахло мандой. Подъем и, гопля, прыжок боком вперед. Понятное дело, не обошлось здесь без столкновений с выбросом чудовищного заряда энергии. Тетки мегатонными бомбами валились на пол, лежали на лакированном паркете, купаясь в собственном поту; наконец, с превеликим трудом вставали - несокрушимые. Зал отдавал болотом и климаксом. Первобытная смесь рождения и смерти - распаленная женская утроба.

Девчонка взяла меня сзади за волосы. Запустила зябкие пальцы. Я вздрогнул всем телом. Ноги у меня подогнулись, и я сел, чтоб не упасть. Она забралась ко мне на колени и выплюнула жвачку. Ее зрачки расширились - две черные полыньи. Я стал поглаживать ее подбородок, легонько проводя пальцем по линии скулы до изящной раковинки уха. Носом приблизился к ее лицу. Зажмурился, дотронулся до ее кожи. Щеки таяли, пылали. Она задышала жарче. Я слышал губами ее улыбку. Мы распахнули куртки. Так, тело к телу. Груди такие юные, острые. Я обвил ее руками, прижал к себе с глазами, полными слез, чувствуя, как меня распирает от счастья. Господи, мы вместе. У меня есть девчонка.