Читать книгу - "Как кошка с собакой - Евгения Пастернак"

Я гордо удалилась. Владимир Петрович врос в землю.

Какой черт дергал меня за язык? Зачем я вдруг принялась с ним заигрывать? Самое ужасное: начав, остановиться я уже не могла.

Мы пили на брудершафт. Мы танцевали. Много танцевали. Потом я опять вела какие-то сложные переговоры с коммерческим директором. Потом пришел Володя и меня спас. Мы опять танцевали.

А после полуночи начались всякие разухабистые конкурсы. И мне таки пришлось устроить стриптиз, в фанты проиграла.

Хорошо, что я надела кофтюлю с огромным количеством пуговок. Пока я их все расстегнула — музыка кончилась.

Когда мне надоест дизайнерить — пойду в стриптизерши. Потрясающее ощущение испытываешь, когда зрители замирают в ожидании твоего следующего жеста. И удивительное чувство безнаказанности. Перед одним мужчиной так не будешь выпендриваться, он тебя быстро в постель повалит, зато перед толпой можно делать все что угодно.

Судя по глазам Володи, я и правда немного увлеклась. Со сцены он меня практически уволакивал, а вслед неслись громкие аплодисменты.

Хотелось бы к этому добавить страстную ночь любви — ан нет. У Толяна в машине я мгновенно заснула, хорошо хоть адрес сказала. До квартиры добралась на полном автопилоте и рухнула спать.

Давненько я не ложилась в пять утра.

Жизнь

— Давненько я не ложилась в пять утра, — пробормотала Петрова, сверилась с часами и тоже рухнула в постель.

Следующим вечером Ирина Николаевна перечитала роман с самого начала и осталась довольна. Марина получалась живая и настоящая. Более настоящая, чем томные Золушки из покетбуков. И Принц у нее вырисовывался такой… человеческий, такие точно бывают. По крайней мере, могут быть.

Петрова задумалась. Из текста следовало, что с постелью Марина и Володя (Принц) больше тянуть не могут. Пора им было слиться в экстазе волшебной ночи. Этот эпизод должен был получиться прочувствованным и ярким, поэтому Ирина Николаевна раскопала в стенном шкафу ароматические свечи, которые остались от празднования Нового года, налила бокал сухого красного вина, нашла по радио классику и приготовилась окунуться в атмосферу романтической страсти.

План провалился с треском. Вернее, с грохотом, который донесся из-за стенки. В принципе, этот звук был вполне ожидаем — соседская скандальная парочка и так две недели сидела тихо. «Ну почему именно сегодня?!» — подумала Петрова и шепотом, чтобы не оскорбить классическую мелодию, выругалась.

Она попыталась сосредоточиться на музыке и аромате свечей, но не смогла. Звукоизоляция в ее доме была рассчитана на беседу двух охрипших интеллигентов, а не на могучий ор и грохот опрокидываемой мебели.

Ирина Николаевна решила забыться с помощью вина. Она сделала большой глоток, замерла и помчалась в ванную — отплевываться. А ведь предлагала ей тогда Ольга: «Давай допьем, все равно оно у тебя в уксус превратится». И было это… ну да, полтора месяца назад.

Петрова прополоскала рот и тщательно почистила зубы, но настроение безнадежно ушло. Вернулась в комнату, принюхалась и задула вонючие свечи. Чтобы освежиться, Ирина Николаевна вышла на балкон. Дверь пришлось плотно прикрыть, но какофония соседской баталии доносилась и сюда.

«Лучше уж одной жить, — подумала Петрова, рассматривая соседский дом, — чем так, как соседи. Он же ее бьет. Или она его? Нет, наверное он. Она потом всю ночь плачет. Ни за что не смогла бы сосуществовать в одной квартире с человеком, который способен поднять на меня руку. Или хотя бы голос».

Ирина Николаевна задрала голову. Ей повезло — сегодня сквозь вечернюю дымку пробивались звезды.

«Любой конфликт можно решить мирно, просто поговорив с человеком, — думала она, — лишь бы человек был любимым и любящим. Любящий всегда поймет, даже без слов».

Так она медитировала довольно долго, пока не обнаружила, что соседи притихли. Ирина Петровна вернулась в комнату и прислушалась. За стенкой больше ничего не орало, не разбивалось вдребезги и не падало. И тем не менее, какие-то звуки оттуда доносились.

Петрова приблизилась к стене и неожиданно для себя прижалась к ней ухом. И застыла.

Соседи занимались любовью. Ирина Николаевна различила ритмичный скрип дивана (видимо, его специально пожалели при ведении боевых действий) и сопровождающие его женские стоны. Петрова стояла у стены, как будто ее внезапно хватил паралич. Ей было невыносимо стыдно подслушивать, она ощущала себя извращенкой, но ухо словно примерзло к обоям. Когда Петрова неимоверным усилием воли оторвалась от стены, можно было уже не прислушиваться — стоны соседки вышли на максимальную громкость.

Ирина Николаевна стояла посреди комнаты, закрыв глаза. Теперь она вспомнила, что уже слышала эти стоны раньше. Каждый соседский скандал заканчивался одинаково — шум смолкал, наступало затишье, а потом доносились эти звуки. «А я-то, дура, — внутренне рвала на себе волосы Петрова, — думала, что она плачет от побоев. А она… Как она может, они же только что орали друг на друга?»

Ирина Николаевна зажала руками уши и направилась на кухню. В недрах холодильника она нашла початую бутылку водки, налила себе рюмку и залпом выпила. В отличие от вина, водка совершенно не испортилась — осталась такой же мерзкой и горькой, как была полгода назад.

Петрова убрала бутылку на место… и замерла у закрытого холодильника. Она вдруг ясно, во всех деталях увидела волшебную ночь страсти Марины и Володи. Ирина Николаевна видела ее не последовательно, минута за минутой, а всю сразу, от горячего пролога до терпкого и нежного финала.

Она вернулась к компьютеру и начала быстро-быстро писать, чтобы не упустить ни одного кадра из этой феерической картины.

Звуки из-за стены то ли утихли, то ли попросту больше не имели значения.

После часа напряженной работы Ирина оторвалась от монитора и с чувством выполненного долга отправилась на кухню за чаем.

Она была страшно горда собой — то, что она написала, обещало стать лучшим моментом ее произведения.

Страсть, накал, нежность — все слилось в одну незабываемую картину.

Ирина собиралась налить себе чай, а потом вернуться в комнату и перечитать написанное, чтобы еще раз пережить вместе с Мариной эти чудесные мгновения.

Грезы

На следующее утро меня разбудил звонок в дверь.

Сразу хочу предупредить, что утро для меня — это не время суток до двенадцати, а несколько часов после того, как я проснулась.

Итак, сегодня утро у меня начиналось в час дня.

Я влезла в халат и автоматически шепотом приговаривая: «Иду, иду…», потащилась к двери. Глаза пока решила не открывать.

За дверью стоял Володя.

— Нужно спрашивать «кто там?», — сказал он.

— Кто там? — послушно спросила я.

— Это я.

— Очень хорошо.