Читать книгу - "Спокойный хаос - Сандро Веронези"

Я отвожу руку от лица дочери и поспешно — не дай бог в ее комнату проникнут опиумные пары — выскальзываю за дверь, у меня такое чувство, что я только что чудным образом избежал смертельного капкана. Все, что хотите, только бы не поссориться с братом.

— Хочешь? — предлагает мне Карло, едва я переступаю порог гостиной.

Он имеет в виду опий, предлагает мне покурить.

Черт подери, не ожидал. Что мне ему на это сказать, «нет»? У меня на лице написано: «Нет, спасибо», однако оно сохраняет нормальное, спокойное выражение, какое было и на его лице, когда он предлагал мне сделать затяжку. А что теперь будет? Я пойду спать, а он останется здесь в одиночестве курить? Опий… И я курил его, когда учился в университете, курил ведь, с неким Беппе Карамелла. Даже не знаю, как это так, но у него всегда был запас опия. И мне нравилось: пресловутый, славный наркотик, он производил во мне чудесное состояние отрешенности и холодности — ощущение безотносительности ко всему тому, что касалось меня, — и, надо заметить, что после курения плохо я себя не чувствовал. По крайней мере, в моей памяти сохранились такие впечатления. С тех самых пор я больше не курил.

Карло делает еще одну глубокую затяжку и смотрит на меня.

Да ладно! К черту! Немножко опиухи, что мне плохо будет, что ли, от одной-то затяжечки.

— Ну-ка, дай.

— Да ты сядь, — говорит мой брат.

Я сажусь на диван, а он протягивает мне лист фольги.

Ведь совсем недавно я упал в обморок, проклятье, а-а, ладно, все равно хуже мне не будет.

— Смотри сюда, — велит он и показывает, как наклонять алюминиевый лист, в центре которого лежит коричневый шарик величиной с ноготок.

— Да ладно тебе, я и сам знаю, — сопротивляюсь я, хотя на самом деле я ничего и не знаю.

С Беппе Карамелла мы курили опий из какой-то трубки, и всеми приготовлениями ведал он, мне оставалось делать только затяжки. Карло чиркает зажигалкой, и язычок пламени разогревает фольгу, а лежащий на ней шарик опия на моих глазах начинает плавиться, испуская клубы дыма. Вдруг шарик плавно, как капелька ртути, заскользил по складкам фольги, оставляя за собой едва заметный коричневатый след. Просто так маневрировать им и смотреть на него уже что-то!..

— Что ты там телишься, — подгоняет меня Карло, — давай вдыхай.

Я беру трубочку в рот и вдыхаю дым.

— Все, — велит мне Карло, — вдыхай все до конца.

А я смотрю на него и киваю головой: он просто хочет, чтобы я накачался этим наркотиком, для него это очень важно. Действительно, первая затяжка получилась какой-то робкой: больше дыма клубами повисло, закачалось в воздухе, чем проникло ко мне в легкие. Карло снова чиркает зажигалкой, и едва начинает подниматься дым, я затягиваюсь, на этот раз ни одна струйка не пропала даром, все угодило прямо в рот. Я сразу почувствовал целый букет, удивительный, приятный, но на грани противного: вкус навоза в конюшне, смолы, хлеба, фруктов, зерна, молока, бумаги и ладана; и сверху вниз, от рта к легким, разлилось тепло, а вверх, к мозгам, пополз холодок. Карло отдает мне зажигалку, я должен проделать всю операцию самостоятельно. Я держу лист фольги в правой руке, а зажигалку сжимаю в левой, трубка торчит у меня во рту, и в такой позе я снова зажигаю огонь и играю со скользящим по фольге шариком, в третий раз я вдыхаю дым, очень глубоко вдыхаю, — пошло оно все к черту, — вдыхаю до самого конца; проделываю еще раз все сначала, и на этом останавливаюсь, передаю Карло все его причиндалы и откидываюсь на спинку дивана. Теперь снова его очередь курить. Он курит, а я наблюдаю за ним в полутьме, которая мало-помалу становится стеклянной, нет, зернистой, нет, гипсовой: как ловко Карло манипулирует всем этим, он преследует плавно скользящий по складочкам фольги шарик зажатой в зубах трубочкой, я даже завидую этой его ловкости. Он делает парочку глубоких затяжек, а потом откидывается на спинку дивана, улыбается, и на щеках у него появляются плутоватые ямочки, ну вот — снова моя очередь; я затягиваюсь, один, два раза, неистово затягиваюсь, мне бы не хотелось в этом признаваться, но меня жжет зуд соперничества, а потом снова он, и снова я, а потом он, а как иначе, проклятье, мы ведь братья, все пополам, сначала один, потом другой, как когда-то в детстве, когда папа водил нас в парк кататься на пони, или на летающих тарелках в Луна-парке, и мы никогда не выигрывали, никогда, случалось так, что мы оставались наверху до самого конца, но потом, в заключительном поединке, нас всегда кто-нибудь подбивал, и поэтому долгие годы мою душу разъедала язва, оставшаяся после поражений в таких битвах, кроме шуток, я всегда опасался дуэлей, я всегда боялся их проиграть, и поэтому неизменно старался их избегать, я имею в виду не только дуэли в Луна-парке, но и в жизни тоже, я всегда тщательно избегал, насколько это было возможно, любых поединков или столкновений лбами, и еще только три года назад до того чудесного подарка, на праздник Эпифании, все так и было. Это случилось с нами на аттракционах в Кастильон-делла-Пескайа, когда Клаудия приставала ко мне со своими просьбами покатать ее не больше не меньше, а на летающих тарелках, она так долго и настырно канючила, что я махнул на все рукой и, набравшись мужества, повел ее туда, хотя уже заранее страдал от унижения, которое скоро, как я полагал, мне предстояло испытать, когда какой-нибудь фиговый папочка со своим толстяком-сыночком безжалостно собьют нас, и мы совершенно незаслуженно полетим вниз, незаслуженно еще и потому, что не станете же вы утверждать, что эти летающие тарелки стреляют по-настоящему? — ведь на самом деле это кассирша в будке решает исход битвы, она решает все: кто выиграет, кто проиграет; честно говоря, я точно не знаю, как она это делает, может быть, она нажимает на кнопку или что-нибудь в этом роде, я так никогда об этом и не догадался; мы садимся в тарелку, и я уже начинаю думать, как я буду оправдываться, когда мы проиграем один, два, три, четыре раза, в общем, когда Клаудия начнет расстраиваться оттого, что мы все время проигрываем, но случилось все наоборот: выигрывали мы, а другие тарелки падали одна за другой, и случилось так, что мы на своей тарелке на необыкновенно долгое мгновение остались один на один с людьми на другой тарелке, и мы приготовились выстрелить друг в друга; и, в конце концов, выиграли мы, невероятно, но факт, заключительный поединок все-таки выиграли мы, та пара падает вниз, а мы остаемся наверху, мы не только выиграли дуэль, но с того раза начали выигрывать без конца, не переставая, все время на орбите оставались только мы, поединок с каким-нибудь противником неизменно выигрывали мы, никому нет от нас спасенья, поистине фантастично выигрывать таким образом, такая победа дарит тебе какое-то особенное, неповторимое ощущение, по правде говоря, никогда раньше ничего прекраснее я не испытывал, нет, выигрывать без борьбы, незаслуженно и бесконечно, потому что наша победа давала нам право на бесплатный кон, а в тот вечер в победители кассирша выбрала именно нас, она решила впустить нас в поразительный, магический круг — победа-бесплатный-кон — еще-одна-победа-еще-один-бесплатный-кон, возможно, это был самый прекрасней момент в моей жизни, несомненно, время, проведенное на аттракционах в Кастильон-делла-Пескайа, было самым счастливым моментом в моей жизни. Подумать только: последний противник, осмелившийся сопротивляться нам, падает в пропасть, и мы остаемся одни: я и Клаудия, одни, наверху среди прожигающих горящими точками черный фон моря огней, разбросанных по побережью, и нас ласково овевает теплый ночной бриз, он играет нашими волосами, и теперь уже мы оба уверены, — что самое бесподобное, — что скоро все снова повторится, а потом еще, еще и еще раз, она, потому что просто уверена, что ее отец непобедим, а я, потому что знаю, что это просто какое-то чудо, но выбор на этот раз пал именно на нас. Наконец Клаудии это дело надоело; клянусь: после десяти или пятнадцати побед подряд ей все надоело, она захотела пойти на автодром, и наш бесплатный кон мы подарили другой паре: отец-сын, и сошли с круга непобедимыми, как Роки Марчано[64]…