Читать книгу - "Бред какой-то! - Шурд Кёйпер"

Смирюсь ли я с этим? Люди в той стране живут так уже тысячу лет и ни о чем другом не мечтают. У них все в порядке, они счастливы. А я – нет. Но если я не интегрируюсь, не сдам моего экзамена по основам языка и культуры, то меня пошлют обратно в нидерландскую пустыню. Ради своих детей я до этого не доведу. Поэтому я сделаю вид, будто интегрируюсь. То есть останусь одним человеком, а изображать буду другого. Всю оставшуюся жизнь. Это и есть шизофрения. А ведь именно так затрахивают всех, кто ищет в Нидерландах политического убежища, по-настоящему затрахивают.

Блин, Дилан, ну где же ты?

Дедушка Давид много путешествовал. Самым красивым местом на земле считал Нью-Йорк. Потому что там собран весь мир.

– Знаешь, Салли Мо, там прямо не веришь своим глазам, – рассказывал он, – сделав один шаг, попадаешь из Италии в Китай, из Ирландии в Пуэрто-Рико, честное слово, пересек улицу – и пришел из Маленькой Италии в Чайнатаун.

И самое главное, рассказывал дедушка Давид, что китайцы остались китайцами, а итальянцы итальянцами. С какой стати им превращаться в американцев? Стопроцентных американцев все равно нет, разве что индейцы, но их в свое время истребили. Стопроцентных голландцев тоже нет, разве что комары, роившиеся здесь раньше в болотах. В Нью-Йорке разные национальности живут раздельно, почти не замечая друг друга. И никаких проблем. Примерно как марсианчики и маленькие венерианки, которые уже много веков ходят по земле незаметно для нас. И как я сама. И никто от этого не страдает.

Если смысл нашего пребывания на земле в том, чтобы мы были счастливы, то я бы сказала: не интегрируйтесь! Представьте себе, что в Нидерландах за пять минут можно пройти от Маленькой Сирии до Польской деревни, а потом на паромчике переправиться в Мароккотаун, а там на трамвае добраться до Суринама и на автобусе до Турции. И повсюду люди живут так, как им хочется жить. И мы можем познакомиться со всеми культурами с расстояния вытянутой руки. Какая бы у нас была чудесная страна! Как расцвел бы туризм! Но если китайские поэты, приехав в Нидерланды, должны стать нидерландскими поэтами… Даже подумать страшно. Тогда всему конец.

Слушай, Дилан! У меня есть для тебя вопрос: «Что хуже? Пожизненное заключение или смертная казнь?» – «А я заслужил смертную казнь, Салли Мо? Я сделал что-то ужасное?»

Я слышу его голос у себя в голове. Это разговор, который состоится, когда он наконец-то вернется из этого чертова бункера. Если бункер еще не обрушился и Дилан не лежит, погребенный под бетонными обломками. А Джеки под Диланом.

– Да нет, это же не по-настоящему.

– Тогда лучше гильотина, а то мне придется пожизненно думать о содеянном.

В моем воображении мы с ним сидим на тех же мостках, где и год назад. Он очень хорошо выглядит, этот Дилан.

– А по мне, так лучше пожизненное заключение, – говорю я, – я ведь и так всю жизнь жила в тюрьме, только наизнанку. Я не хотела вылезать из заключения. И никто меня не посещал. И если получишь пожизненное заключение, то за хорошее поведение тебе наверняка немного скостят срок, и в семьдесят четыре меня выпустят – идеальный возраст, чтобы выйти за тебя замуж.

– За меня, Салли Мо?

Самое замечательное в воображаемых разговорах – это то, что в них говоришь все что хочешь, не боясь.

– Но ведь я к тому времени уже буду обезглавлен!

И мы целуемся вовсю. Но вот беда: я видела Дилана уже без головы и поэтому, целуя, все время промахивалась. Я бы без головы выглядела намного лучше, а Дилан нет.

Сестрица Салли Мо, ты высоко сидишь, далеко глядишь, видишь ли ты кого-нибудь? Да, сюда приближается человек, вон он, за деревьями. Не мой ли это дружок Дилан, мой принц на белом коне, мой спаситель, моя любовь, мое будущее? Он хмурится. Это хорошая новость.