Читать книгу - "Враждебный портной - Юрий Козлов"

Чья-то могучая, но невидимая рука ввинчивала Каргина, подобно шурупу-саморезу, в конструкцию, смысла и назначения которой он не понимал.

Выбирать всегда следовало из двух (или многих) зол. Никакого другого выбора человеку ни в какие времена не предоставлялось. В одном случае Каргин должен был плыть по течению, сидеть шурупом по самые уши в доске и не высовываться. В другом — осознанно и рьяно исполнять чужую волю, уповая на всеобъемлющий и неуловимый, как воздух, русский «авось». Пусть большие пацаны (президент и кто там с ним рядом) или пацанки (Выпь, Бива и примкнувшая к ним Надя) решают, а я чижиком за дрожками, Микояном между струйками, авось пронесет... Так жили в России не только чиновники и олигархи, но и подавляющее большинство простых людей. А что, если и он... так же, крамольно подумал про президента Каргин, сжился с Россией («прирученная» ложь), как я с «Глав­одеждой»? А тут какой-то «Новид»... То ли новый вид, то ли новая идея.

«Нет неразрешимых проблем, — вспомнились ему сказанные по телефону слова президента, — есть трусы, которые не хотят их решать. Но мы заставим!»

Неужели сам решил ввинтиться, подумал Каргин, но сначала ввинтить меня?

Потом Каргину позвонил помощник президента. Они обсудили технические вопросы: где брать, если срочно понадобятся, наличные; каким людям в каких организациях будет поручено оказывать Каргину содействие.

«И вот еще что, — сказал помощник, — на вас выйдет один человечек, его зовут Роман, он будет чем-то вроде офицера связи, но с расширенными полномочиями. Решение по данной кандидатуре не обсуждается».

«У человечка имеется фамилия?» — поинтересовался Каргин.

«Имеется, — ответил помощник. — Его фамилия — Трусы. Такая вот странная фамилия».

«Я записал. Роман Трусы. Фамилия, как я понимаю, не склоняется?»

«Он хороший специалист. Постарайтесь с ним ладить. Это в ваших интересах», — посоветовал помощник президента и повесил трубку.

Неужели, подумал Каргин, Роман Трусы имеет отношение к тем самым трусам, которые не хотят решать неразрешимые проблемы?

Пока что на (новом?) горизонте трусов не наблюдалось. Надя, Бива, Выпь, президент, его помощник — все рвались в бой. А что, если, удивился и одновременно восхитился проницательностью президента Каргин, он догадался, что трус — это... я? И, чтобы я взбодрился, послал ко мне человека с говорящей фамилией Трусы? Или... — в автоматическом режиме заработало «лезвие Оккама» по бесконечному «умножению сущностей без необходимости» — президент... знает, что Надя…

Ну, нет, перевел дух Каргин, президент не может быть настолько гениальным!

«Не проспи величия!» — манекен в витрине с божественной легкостью преломил «лезвие Оккама», вернул Каргина в реальность.

Витрина претерпела значительные изменения. Слово «одежда» уменьшилось в размерах. К нему, как вагоны, прицепились слова: «охота», «рыбалка», «путешествия». А сам магазин теперь назывался «Экспедиция». Это слово, как локомотив, тянуло за собой остальные.

Серебристый манекен тоже выглядел иначе, чем осенью. Тогда он напоминал легкомысленного — в кроссовках со светящимися зелеными шнурками — молодого менеджера или системного компьютерного администратора, завсегдатая социальных сетей, любителя вечерних пробежек в наушниках. С той поры офисный планктонщик возмужал, превратился в настоящего мачо — в камуфляже, тяжелых ботинках на ребристой подошве, суровой шерстяной шапочке, с черными и зелеными (маскирующими) полосами на лице. Он определенно пересмотрел свои взгляды на жизнь, возможно, проштудировал труды Ницше и походил в секцию рукопашного боя.

О каком величии он говорит, удивился Каргин. Чьем? Моем? Или... России? Ему было как-то неуютно под взглядом военизированного, озаботившегося неизвестно чьим величием мачо. Что же это за величие, если его можно... проспать? Можно проспать первый урок в школе, начало рабочего дня, еще кое-что, особенно когда спишь не один, но... величие? Неужели он считает, что весь русский народ... спит?

Каргин так глубоко задумался, что сам, похоже, заснул, стоя перед витриной.

Очнулся в кабинете Нелли Николаевны за чаем.

Директриса поведала ему, что магазин перешел в ведение министерства обороны, точнее, «Оборонсервиса», ну да, того самого, начальница которого проворовалась. По словам Нелли Николаевны, за время, пока расследовалось дело, «Оборонсервис» несказанно разросся, укрепился, расширил сферу деятельности. Недавно подследственной руководительнице вернули с извинениями изъятые у нее килограммы ювелирных изделий.

— Так что теперь мы охотники и путешественники. Нам уже и новое название придумали — «Экспедиция». Летом — ремонт, перепланировка, а осенью... — Нелли Николаевна вздохнула, вышла из кабинета, но вскоре вернулась, развернула на столе непонятного цвета пиджак с накладными карманами. — Вот, отложила для вас, Дмитрий Иванович.

Пиджак напоминал рельефную географическую карту. Но не радующую глаз утиную или кабанью охоту — с заходящимися в азарте собаками, внедорожниками на поляне, людьми с дорогими ружьями в изысканном камуфляже, дымком над бревенчатой топящейся банькой, накрытыми в предбаннике столами — увидел Каргин на хамелеоньей поверхности карты. Он увидел там унылый русский сельский пейзаж: разрушенные избы, поваленные заборы, опавшие листья, сгнившие на земле черные яблоки, голые, как плети, деревья, низкие, серые облака, размытые грунтовые дороги, заросшие подлеском поля. Безлюдье. Тут шла другая — невидимая, масштабная и всеобъемлющая охота — на народ. Он определил цвет пиджака. Это был цвет бесприютности, тоски и... беспробудного под шум дождя и свист ветра сна в холодной черной с пауками избе.

— Давно о таком мечтал, — надел пиджак Каргин. — В нем хоть на охоту, хоть... в клуб (какой еще клуб? — ужаснулся собственным словам), хоть на пикник...

...Палыч оценил обновку начальника уважительным кивком.

— Вы в нем, Дмитрий Иванович, как патрон в стволе.

— Теперь бы только не промахнуться, — пробормотал Каргин.

— В кого прицелились, Дмитрий Иванович? — поинтересовался Палыч.

— И не проспать, — добавил Каргин. — Величие, оно такое... Чуть заспался и... ищи-­свищи.

— Завтра с утра? Во сколько? — забеспокоился Палыч.

— Считай, что уже, — посмотрел на памятник Лермонтову Каргин. — Иду по следу.

Лермонтов стоял на постаменте, как восклицательный знак посреди хаоса, безволия и... холодного паучьего сна.

— Догоните, — как о деле решенном сказал Палыч. — Или обойдете, он выйдет на вас, а вы гада — в лобешник! Завалите, Дмитрий Иванович, даже не сомневайтесь!