Читать книгу - "Лабиринт Один. Ворованный воздух - Виктор Ерофеев"

«В чем твоя вера, какова твоя концепция мира? — вопрошает он в те годы своего аргентинского корреспондента. — Тебе будет, наверно, затруднительно это выразить. А мне? Единственно, кто прав, — это великие страшные скептики, такие, как Джойс, Валери, Жид. Если я не стану социалистом, коммунистом, я подохну… Единственные, кто говорит четко, — это коммунисты, прочие вязнут в идеализме… Но я слишком поздно прихожу к социализму, как Жид. Беда, черт возьми, в том, что для того, чтобы стать коммунистом, нужно быть материалистом, а к этому нет возможности прийти. Утверждать материю — значит в какой-то степени утверждать бытие. А как раз в этом и состоит моя болезнь, что я не могу утверждать ни бытия, ни своей личности. И вот почему мои романы так плохи, когда они не негативны. Единственно хорошие вещи сегодня негативны (включая Лоуренса)… Прочти „Путешествие на край ночи“ Селина. Мы больны, как больны наши предметы, сделанные на конвейере… А тогда, когда мы искренни, мы кричим: — Дерьмо!».

Селин тоже не смог стать социалистом, потому что был не в состоянии поверить в материю и человека. Он считал, что

«социализм — это вопрос качества души. Социалистом приходят в мир, им не становятся».

Но Селин, как и все европейцы 30-х годов, безусловно, чувствовал приближение новой войны. Селин не мог стать социалистом, но он был убежденным пацифистом, испытавшим на своей шкуре «прелести» войны. В конечном счете пацифизм и становится единственной его опорой. Нужно всеми силами предотвратить войну, и Селин принимает участие в борьбе за мир, но с обратной стороны. В основу своего пацифизма он положил расовую теорию.

В «Путешествии на край ночи» Селин отозвался о расе и о французах весьма категорично:

«То, что ты называешь расой, — это просто большая куча изъеденных молью, гнойноглазых, вшивых субъектов вроде меня. Вот что такое Франция и французы!»

Но в конце 30-х годов Селин встает на защиту арийской расы, этой, по его словам, уязвимой «грунтовки», на которую насильственно хотят наложить другие цвета. Селин возлагает ответственность за разжигание новой войны на евреев. Из гонимого респектабельной публикой анархиста Селин сам превращается в гонителя. В послевоенном интервью он признавался, что был антисемитом

«в той степени, в которой считал, что семиты подталкивают нас к войне».

Селин излагает свою позицию в памфлете «Резня из-за пустяков» (1937):

«Я не желаю воевать за Гитлера, это я вам говорю, но я не желаю воевать и против него, за евреев… Это евреи, и только они, толкают нас к пулеметам… Гитлер, он не любит евреев, я тоже их не люблю… И нечего волноваться из-за ерунды… Это не преступление, если они вас отталкивают… Я их сам отталкиваю!.. Евреи в Иерусалиме, немножко пониже, на Нигере, мне не мешают! они совершенно мне там не мешают!.. Я бы им отдал все Конго! всю бы Африку отдал им!.. Либерия, я знаю, это их негритянская республика, она ужасно похожа на Москву. До такой степени, что вы не поверите…»

Все это похоже на параноический бред, который до сих пор стараются скрыть от читателей наследники Селина, запрещая переиздание памфлетов. Но «полный псих» продолжал упорствовать. Он уповает на силу. Он рассматривает нацистский вермахт (вплоть до начала войны) в качестве гаранта европейской безопасности.

Вслед за «Резней из-за пустяков» (в самом названии уже содержится выпад против врагов нацизма) он публикует «Школу трупов» (1938). Памфлет подвергается преследованию за клевету; на его тираж налагается арест. Однако при немецкой оккупации Селин переиздает его и тогда же пишет памфлет «Переполох» (1941).

Поведение Селина при оккупации многократно анализировалось не только французской критикой, но и французским правосудием для определения вовлеченности его в коллаборационизм.

В момент объявления войны Селин хотел вступить добровольцем во французскую армию в качестве врача, но был признан негодным для службы по состоянию здоровья. При наступлении вермахта на Париж Селин, вместе с диспансером, где работал, эвакуировался в Ла-Рошель, но затем, после подписания перемирия, возвратился назад.

Есть две крайние точки в оценке Селина во время войны. В первые послевоенные годы он подвергался уничтожающей критике. Сартр в «Портрете антисемита» (1945) прямо писал, что Селин «был куплен» нацистами. Столь же резко высказывался Р.Вайян в статье «Мы не пощадили бы больше Селина» (1950), обвиняя его в дружеской близости к идеологам коллаборационизма.

Защитники Селина (публикасмешанная: среди них были как бывшие коллаборационисты, так и «левые» поклонники таланта Селина) в этой связи ссылались на слова Талейрана:

«Все, что преувеличено, становится незначительным».

Даже некоторые деятели Сопротивления утверждали, что «Селин нас не предал», и вступали в полемику с линией Сартра — Вайяна. Они старались найти благородные черты в поведении Селина в эти годы. Так, в хронике его жизни, опубликованной в 1962 году в первом томе его Собрания сочинений, можно прочесть, что в 1943 году квартира, находящаяся этажом ниже квартиры Селина, была

«местом собраний деятелей Сопротивления, а главное, в ней скрывались подпольщики. Для доктора Детуша это не было тайной, и однажды он даже лечил человека, которого пытало гестапо».

Однако доктор, великодушно не выдавший подпольщиков, известен и менее благовидными поступками. В 1942 году он дает согласие на посещение Берлина в составе делегации французских врачей, и там, по некоторым свидетельствам, выступает перед депортированными французскими рабочими в защиту немецко-французского сотрудничества. Отношение Селина к коллаборационизму явствует из его заявления, опубликованного в пронемецкой газете «Эмансипасьон насьональ» (21.11.1941):

«Чтобы стать коллаборационистом, я не ждал, пока Комендатура вывесит свой флаг в Крийоне».

В 1950 году в парижской газете «Комба» было опубликовано в качестве документа письмо Селина от 21.10.1941 года секретарю Института еврейских исследований и проблем по поводу проведенной институтом антиеврейской выставки в Париже. В этом письме Селин жалуется на то, что его памфлеты не фигурируют среди экспонатов:

«Но при посещении вашей выставки я был поражен и немного раздосадован тем, что на стендах нет ни „Резни из-за пустяков“, ни „Школы трупов“…»

Известен также его призыв к объединению различных антиеврейских группировок:

«Антиеврей первого призыва, я замечаю порой, что меня не то чтобы обходят некоторые новые люди, но у них есть концепции, совершенно отличающиеся от моих, по еврейской проблеме. Вот почему необходимо, чтобы мы встретились».

Таким образом, даже если учесть, что время от времени Селин позволял себе антинемецкие, «пораженческие» высказывания (в узком кругу), редко публиковался в коллаборационистских изданиях и не ходил в германское посольство, тем не менее он едва ли имел основание писать впоследствии, что во время оккупации был