Читать книгу - "Для Победы. Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца - Анатолий Приставкин"

– Корешка нет, – произнес глухо, не глядя на нас.

– Где нет? В подвале нет? – спросил Бесик.

– Нигде нет.

– Может, его выпустили?

Мотя не ответил.

– А когда ты увидел, что его нет?

– Утром.

– А вчера он был?

– Кажись, был… Но там же ночью темно, а он молчит, – сказал Мотя. – А потом рассвело, я стал смотреть, а там пусто.

– А эти? Из ресторана?

– Я их не видел.

– Надо их найти.

Мы, все Кукушата, бросились на станцию, мы бежали так, что Хвостик отстал от нас и закричал:

– Я тоже хочу! Я устал!

Мы подождали Хвостика, но между собой не разговаривали. Это был тот момент, когда никаких слов не надо. Мы все знали, что будем делать. И знали, что каждый будет делать то, что надо. Даже Хвостик.

Мы спустились в знакомый подвал и увидели, что дверь закрыта. Стали барабанить в нее кулаками, ногами, пинать ее, бить изо всех сил, но в ответ не раздалось ни звука.

– Может, никого нет? – спросил Шахтер.

– Не может! – крикнул Бесик. – Они заперлись! Я знаю!

И Сандра промычала, указывая, что они там. Она их прямо чувствовала за дверью.

Тогда Бесик подхватился, прыгая через ступеньку, выскочил наружу и стал заглядывать по очереди во все подвальные решетки и сразу закричал:

– Они тут! Они тут!

Кукушата облепили окошко, и я воткнулся между остальными: повариха и Филиппок стояли посреди поварни и смотрели на нас. А мы сверху смотрели на них.

Я думал, что они сразу спросят про деньги, принесли мы их или нет, но они молчали. И вид у них был какой-то странный, вовсе не такой воинственный, как в последний наш приход.

– Эй! – крикнул Мотя. – Корешок у вас?

Филиппок поднял глаза и покачал головой, а повариха молчала.

– А где он? Почему не открываете?

– Его нет, – произнесла наконец повариха и высморкалась, утирая нос передником.

– А где он?

Повариха посмотрела на Филиппка, обвела глазами кухню. Сказала, вздыхая:

– Он, значит, приболел.

Филиппок с готовностью кивнул, подтверждая ее слова.

– Ну, а где он сейчас?! – крикнул Бесик, которому надоела эта волокита. Мы и так без них знали, что Корешок приболел.

– В больнице… – ответила повариха, при этом опять вздыхая, будто ей было жалко Корешка. – Вот, Филипп Христианович отвез… Лечиться…

А Филиппок снова с готовностью кивнул.

В этот момент, глядя на повариху и Филиппка, я вдруг понял, что они нас боятся. Теперь, когда уйти было им некуда, они врали про больницу, потому что нас боялись, хотя и сидели в своем подвале запершись.

А Мотя сказал, приподнимаясь и отряхивая штаны от пыли:

– Двигаем в больницу! Этих мы всегда найдем! – Он наклонился к решетке и крикнул: – Мы идем в больницу… А если что… Мы вас найдем!

– Мы вас найдем! – крикнул за ним и Хвостик и показал через решетку кулак.

Филиппок и повариха, как завороженные, смотрели на нас, задрав головы, и даже не ответили на угрозу.

Больница находилась недалеко, за церковью, где мы делали колючую проволоку. А знали мы ее еще потому, что, расцарапав на первых порах руки о проволоку, мы тут заливали их йодом у пожилой тихой медсестры, которая принимала нас в прихожей. Во всей же больнице было три комнаты и кабинет врача, в который нас из-за нашей грязи никогда не пускали.

Встречали мы и врача, маленького росточка, всегда в шляпе и в очках, с сумочкой, в которой мы успевали пошарить, когда он приходил к нам во время вшиводавок, чтобы подписать какие-то бумажки. Нас он побаивался, а мы при виде его всегда кричали: «Без порток, а в шляпе! Очковая змея!» И что-то подобное, уж очень он нас смешил своим дурацким видом. В поселке больше так никто не ходил.

Теперь с лёта мы обогнули церковь с мотками колючей проволоки по всей территории бывшего кладбища и влетели на крыльцо больницы. Мы, наверное, слишком топали, потому что в окошечко выглянуло чье-то испуганное лицо и на крыльцо сразу вышел, правда, без шляпы, знакомый врач. Но очки, этакие странные стеклышки, которые щипочками держались за переносицу, у него были. То-то, наверное, больно носу, что он все время морщился, когда они так прищеплены!

Но нам сейчас было не до очков.

Мотя еще задыхался от бега, как и все мы, поэтому спросил отрывочно, словно пролаял:

– Скажите… Нам сказали… Корешок… Ну, Сенька из нашего «спеца»… Он у вас?

Врач как будто удивился:

– Мальчик? От вас?

– Да! От нас.

– Сенька? А фамилия?

– Кукушкин!

– Семен Кукушкин? – будто вспоминая. – Нет. Такого нет. – И тут же повернувшись, ушел.

– Но нам сказали! – закричал вслед Бесик, а Сандра даже рванулась вслед за врачом, но дверь оказалась вдруг закрытой.

– Я так и знал, что они наврали! – воскликнул Бесик.

– А если этот… наврал? – спросил Шахтер.

– Я ему тогда очки побью! – крикнул Бесик.

– Но он же врач! – возразил Ангел.

– А врачи не врут?

– Они все врут! Угробили и врут!

– Как угробили? – спросил Хвостик.

На него шикнули:

– Молчи, Хвостатый! Не до тебя!

Так мы стояли, рассуждая, за церковью, когда выскользнула из дверей больницы знакомая нам пожилая медсестра. Шла она тихо, потому что, хоть сама и лечила других, но была, наверное, больна. На церковь она перекрестилась, а проходя мимо нас, лишь глаза скосила и беззвучно произнесла:

– Ступайте за мной… Не сразу… Потом…

Она медленно удалилась в ближайший переулок.

А мы, чуть подождав, тут же сорвались с места и за домами ее нагнали. Да она уже никуда и не шла. Ждала нас.

А когда мы подскочили к ней, запыхавшись и глядя в ее измученное лицо, она воровски оглянулась по сторонам, не видит ли нас кто вместе, и беззвучно произнесла своими бесцветными губами:

– Ваш Кукушкин помер… Схоронили… И не ищите где… И меня не спрашивайте, я не знаю…

И сразу повернулась и пошла, медленно от нас удаляясь, будто нас никогда не видела.

А мы остались, пригвожденные к месту, на этой маленькой улочке. Все вдруг потеряло свой смысл, и не осталось никаких желаний. Единым махом, как косарь косой, срезали нас и бросили на дороге.

Неслышно затряслась, зарыдала Сандра, а Мотя сел прямо в пыль и закрыл лицо руками.