Читать книгу - "Рыцарь ночного образа - Теннесси Уильямс"

Соседский сын поднял голову и сказал:

— Ты что-то сказал, Гевиннер? Я что-то ничего не понял.

— В моих речах было не больше смысла, чем в проповеди неверующего священника, но кто-то должен был что-нибудь говорить, и я сказал, что через дорогу, по диагонали от замка Пирсов, находится настоящая жемчужина неоколониальной архитектуры, знаменитая своими шашлыками на ребрышках, цыплятами-гриль, конфетами с толстым-толстым, как бетон, слоем шоколада и всегда свежайшим и горячим кофе. Не совру, если скажу вам, что шуму от него столько же, или почти столько, сколько от Вайолет и Брейдена в постели, и столько же, пли почти столько, сколько от Проекта, когда на нем одна смена отправляется по домам, чтобы уступить место следующей смене, давайте посмотрим, шесть бубен, заявка удвоена, еще раз удвоена, и вы без семи взяток, то-то будет чем похвастаться, когда мама вернется.

Тяжелые удары в пол наверху все еще продолжались, Фишеры — и сын, и мать — из багровых стали белыми как стена, но вдова Фишер опять заговорила, чтобы еще раз спросить Гевиннера, что он сказал, потому что она была занята своими картами.

— Да так, я только болтал, — сказал он, — просто чтобы слышать собственную болтовню, это помогает мне сконцентрироваться за картами. Но когда мама вернется к нам от своих безуспешных попыток подрезать крылья Эросу, я собираюсь сделать предложение, я собираюсь предложить ей, чтобы она установила в спальне Вайолет и Брейдена церковный орган, где-нибудь за ширмой или занавеской. Органист мог бы подниматься с помощью потайной лестницы и отодвигающейся панели, и каждый раз, когда Вайолет и Брейден идут к себе, а в замке — гости, он мог бы играть «Аллилуйю» из «Мессии» Генделя или «Полет валькирий» Вагнера. Ага, сейчас вступила Вайолет, как целый загон растревоженных павлинов, а теперь заревел Брейден, как плутующий борец, притворяющийся, что ему вывихнули ногу. Прекрасно! Когда я несколько дней служил на флоте, познакомился с одним новобранцем, который показал мне фотографию младенца и сказал: «Я заделал этого малыша в ту ночь, когда был окончательно приперт к стенке». Теперь они, кажется, немного отступили, чтобы перегруппировать свои силы, и мама возвращается. Чей ход? Ах, мой, хотя я уже пошел, пока вы не обращали никакого внимания на мои блуждающие мысли.

Мамаша Пирс вернулась в комнату и сказала:

— Прекрасно, прекрасно, — громким и веселым голосом, совершенно не сочетавшимся со снайперским блеском ее глаз.

— Что случилось, мама? — спросил Гевиннер.

— Ничего, совсем ничего, они просто возились и баловались, как дети после школы.

— Как это мило, — сказала вдова-соседка совершенно бесцветным голосом.

— Мы закончили роббер? Да? — допытывалась мамаша Пирс. — Давайте подсчитаем результат и выпьем на посошок.

— Мама, — предложил Гевиннер, — а может, мы все вместе отправимся в автокафе за цыплятами-гриль и картофелем фри, раз оно так близко и так удобно расположено?

— Гевиннер, — ответила мамаша Пирс, — ты еще привыкнешь к автокафе, пока будешь дома. Оно останется на этом углу еще по крайней мере девяносто девять лет.

— Если Проект не взорвется раньше от собственной продукции, — пробормотал Гевиннер. А вслух произнес:

— Мама, мы снова у тебя выиграли, так что перед тем, как ты дашь нам выпить, раскошеливайся на шестьдесят восемь зелененьких и сорок семь мелочью, потому что мы с моей партнершей не принимаем твои чеки и долговые обязательства.

Он уже встал из-за карточного столика и набросил на плечи белый шелковый шарф размером с простыню, такой же безупречно чистый, как его кожа, а теперь надевал черное пальто, которое его партнерша по бриджу, соседка-вдова, пощупала пальцами и сказала:

— Ого, это пальто —…

Она хотела сказать «moire»[42], когда в дверь позвонили и раздался голос:

— Заказ из «Смеющегося Парня»!

Гевиннер заметил:

— Легки на помине!

Заказ, как всегда, состоял из двух цыплят-гриль и картофеля фри.

Брейден всегда делал этот заказ, когда они с Вайолет намечал и очередную энергичную атаку на гигантскую темную крепость инерции, теснящуюся, так сказать, вокруг динамики существования — если изложить это немного, и даже не немного, риторически. Что Брейден чувствовал, когда завершал очередную яростную атаку на крепость инерции — вопрос, который надо бы задать самому Брейдену, хотя весьма сомнительно, что он смог бы дать ясный ответ, даже если бы попытался. Можно предположить, то же самое, что чувствует петух на заборе при первых лучах солнца. В одном можно было быть уверенным: даже не отдышавшись после оргазма, Брейден, наверняка, снимал трубку телефона и звонил в автокафешку. «Билли, тоже самое», — говорил он. А Вайолет всегда добавляла: «И картошку по-французски для меня», но Брейден всегда игнорировал ее восклицание, потому что двойную порцию картошки было не съесть даже ему. А в конце этого разговора Билли, наверное, говорил: «Хорошо! Будет сделано!»

Этот заказ из автокафе доставлялся всегда лично владельцем. Смеющийся Парень, Билли, приносил две горячих корзинки прямо в спальню Брейдена Пирса и частенько оставался там наверху на целый час, выпивая рюмашечку с Брейденом и Вайолет и вспоминая с Брейденом самые памятные проделки и проказы их детства, особенно один Хэллоуин, когда они отправились на кладбище для цветных, выкопали священника, похороненного там за день до этого, положили рядышком на ступенях церкви священника и его гроб, а к гробу приколотили гвоздями большой цветной плакат: «Меня не пустили на небеса, поэтому я вернулся к вам помолиться об аде для вас, черные грешники!»

— Да, веселые были денечки и ночи в нашем детстве, — уверяли друг друга Брейден и Билли, — и они еще не кончились, нет, сэр, отнюдь не кончились, можете поверить.

Как-то раз Брейден сказал Билли:

— Вот что я скажу тебе, браток, только ты забудь это. Браток, нас ждет великий Хэллоуин, но все шутки и проказы легко вычисляются, как говорят, поэтому я бы даже тебе не посмел говорить о них, без дураков. Но одно могу сказать. У нас есть цветное телевидение, и по этому цветному телевидению, браток, всякие черные и желтые выступают так громко и так нахально, что буквально мозолят нам глаза там, в Проекте. Это я могу сказать тебе, потому что ты не горький пьяница и не повторяешь, все что слышишь, как попугай. Повторяю, Хэллоуин приближается, он нужен, чертовски нужен, а после этого Хэллоуина — и об этом мы все у себя в Проекте мечтаем — наступит белое Рождество, и с небес падет горячий белый снег, горячий, как адский огонь. Это я могу тебе сказать, и это не ложь, и помни, что я сказал тебе нечто такое, чего я не сказал бы даже своей жене, если бы только она не спала без задних ног. Сечешь?

В эту самую ночь, когда близкий друг детства Брейдена вернулся, чтобы закрыть свое заведение, он испытывал религиозное чувство. Он чувствовал себя, как будто был в церкви, а службу проводил сам Господь Бог…