Читать книгу - "Изамбар. История прямодушного гения - Иванна Жарова"

Словом, каждый из обоих считал их встречу под этим солнцем величайшей удачей.

Я не ошибся, предположив, что Изамбар принес в своей котомке список с какого-то редкого трактата. Книга была по математике и, кажется, на греческом языке. Он дал ее почитать своему другу. Тот сделал ответный жест, признавшись, что хранит у себя в каморке кое-что из наследства покойного каноника, так как нынешнему оно все равно без надобности. Я оценил его доверие Изамбару, а последний, в свою очередь, оценил предложенные его вниманию книги.

Кроме всего прочего, Изамбар не уставал восхищаться искусством колокольного звона, которое упорно называл музыкой, и в его хрустально-серебряном голосе звучала такая любовь, что я хотел бы оказаться на месте этого долговязого страшилища. Порой меня так сильно подмывало пойти к учителю и рассказать ему обо всем, что я едва сдерживался.

* * *

Помню, как-то утром мастер пожелал, чтобы мы отправились в собор чуть раньше обычного и перед богослужением спели последний из разученных с Изамбаром греческих хоралов. Поднимаясь на хоры, мы ничуть не сомневались, что учитель останется нами доволен.

Начинал распев солист и первую музыкальную строчку пел а капелла. Но он не довел до конца и этой строчки, прерванный изумленным возгласом: «Дорогой, что с твоим голосом?»

В самом деле, с ним было что-то не так. Изамбар начал заново, и все убедились, что мастер абсолютно прав: этот голос не летел, как всегда, и звучал несколько плосковато. Ему недоставало силы. Правда, красота тембра и безукоризненная нотная точность никуда не делись.

«Я не совсем понимаю, кто у кого брал уроки пения», – съязвил учитель, обводя нас глазами и намекая на то, что, будь любой из нас на месте Изамбара, охотно похвалил бы каждого, но только не своего Орфея.

Изамбар начал в третий раз, но силы и полетности в его голосе не появилось.

«Знаешь ли, такая скромность не делает тебе чести, – сказал ему учитель тихо, но очень грозно. – И если ты не оставишь ее, мы с тобой поссоримся. С таким началом ты не сможешь взять верхней ноты! Или ты хочешь вовсе сорвать свой голос?»

Во время четвертой попытки мастер порывистым движением заткнул уши. «Отвратительно! – воскликнул он. – Я вижу, остается только один способ достать из тебя твой голос – пучок тонких ивовых прутьев!»

Изамбар с надеждой поднял на него свои большие честные глаза. «Мне тоже кажется, что это поможет, – сказал он спокойно и серьезно. – Я знаю место, где растет подходящая ива. Здесь, в двух шагах. Пожалуйста, подожди минутку, я сейчас вернусь». И он уже повернулся, чтобы сбежать вниз по лестнице.

«Стой! – Учитель сам встал из-за органа и вышел на середину хоров. – Смотри на меня и отвечай правду. В чем дело?!»

«Я не понимаю, – пожал плечами Изамбар с невиннейшим видом. – Наверное, я сделал что-то не так. Позволь я все же принесу тебе прутья».

Мастер с минуту пристально смотрел на него, потом криво усмехнулся: «Нет уж, милый, довольно! Ты хочешь легко отделаться. Не выйдет! Возьми-ка это на себя. Ты уже большой мальчик, и я не стану тащить тебя за уши. Подумай сам, что ты сделал не так. И исправь это сам. Иначе ты никогда не поймешь, что твой голос – сокровище, которое ты потеряешь, если не будешь беречь. О, я отлично знаю, что тебе куда сподручнее стерпеть розги, чем размышлять на эту тему. Но я именно желаю, чтобы ты поразмышлял глубоко и серьезно, так, как ты умеешь».

«Прости меня!» – попросил Изамбар, гораздо более озабоченный тем, что расстроил любимого учителя.

«Причем здесь я?!» – взорвался наш «досточтимый». – «Разве я подарил тебе голос? Или я научил тебя петь? Проси прощения у Бога! И имей в виду, что от Него не так легко отделаться, как от меня. Знаешь, как Он поступает с теми, кто зарывает талант? В Евангелии об этом есть притча, обрати на нее внимание». Он вдруг понизил голос почти до шепота: «Я тебе не учитель, запомни! Твой Учитель – Бог, и Он будет бить тебя не так, как я. По-моему, дорогой мальчик, ты неверно понимаешь смирение. Ты – не обычный человек. Имей мужество признать это. У тебя нет права петь так, как сегодня. Ты – музыкант от Бога, твой крест – талант, бич – слава, как ты ни скромничай и ни прячься. Я знаю, о чем говорю… Поверь мне, пока твой настоящий Учитель не начал бить тебя всерьез». Он уселся за орган, ибо пришло время богослужения и священник уже вышел из ризницы. «А сейчас убирайся домой и не показывайся мне на глаза, пока не обдумаешь все, что я сказал тебе».

К нашему возвращению Изамбар уже исполнил это наставление и встретил учителя признанием, что всю ночь читал книгу, лег лишь под утро, а проснулся на два часа позже обычного. Кстати, он всегда вставал рано, и едва ли не каждый день нам приходилось выслушивать, что пора уже всем взять с него пример.

«Боже! – ужаснулся учитель. – И ты сказал мне, что не знаешь, в чем дело! Разве я не учил тебя, что голос просыпается тремя часами позже своего обладателя?»

«Нет, дорогой учитель, – с неподдельным удивлением ответил Изамбар. – Я только сейчас об этом догадался. Я стал размышлять, как ты велел мне, и понял, что иной причины происшедшего быть не может по логике».

Он, конечно, не лгал. В том-то и дело, что наш учитель говорил это нам, но не ему, которого никогда не приходилось поднимать с постели чуть ли не пинками, как остальных. Мастер повторял нам правила и секреты бережного обращения с голосом так часто, что ему не верилось, что в его доме кто-то мог их не слышать. И лишь теперь до него дошло, что этим человеком был именно Изамбар.

«Как же так? – вслух спросил себя учитель. – Ведь верно! Дорогой мой, я должен извиниться… Но послушай меня и, пожалуйста, запомни. Каждый, кто хочет свободно владеть своим голосом, в первый час после сна должен говорить шепотом, между первым и вторым – в половину обычного голоса и лишь между вторым и третьим – в полный, но без повышения тона, петь же можно легко и без вреда для горла лишь на четвертый час. Вот почему я всегда учу юношей, поющих на утреннем богослужении, пробуждаться до рассвета, и пусть они, не таясь, читают какие угодно книги при свете дня; ночь же – для отдыха. Это – главное правило. Но есть и другие…»

Изамбару пришлось выслушать длинную лекцию. Поскольку нам таковые читались постоянно, мы знали секреты и правила назубок. Наш мастер мог бы написать по ним целый трактат.

«Я все запомнил, – заверил его Изамбар по окончании. – И ты можешь удивляться, дорогой учитель, но, не зная этих правил, я всегда выполнял их. Я делал именно так, как ты говоришь, вплоть до сегодняшнего дня. А сегодня как бы что-то нашло на меня. Я забылся. Обещаю тебе, что это не повторится».

«Не мне, Изамбар!» – веско напомнил учитель.

«Разумеется, – согласился тот. – Богу. Но и тебе тоже. А к твоим правилам, если ты позволишь, я могу добавить, что свободе голоса необычайно способствует пост. Я давно это заметил. И всякий раз, когда мой голос переставал меня радовать, день или два строгого поста помогали мне безотказно. Я докажу тебе верность моего правила. Завтра ты останешься мною доволен».