Читать книгу - "Медленная проза - Сергей Костырко"

Официант уже нес к моему лежаку поднос с коньяком в пузатом фужере, сигаретами и кофе. Пачка сигарет была распакована. Сервис. Я вытер полотенцем руки и отстегнул пять с половиной тысяч купонов.

Я отхлебнул коньяк, в рту загорелось, тепло разошлось по плечам, по рукам; «Метакса» – вкус солнца, того, что сушит мою кожу снаружи и плавит изнутри. Кайф.

Я закрыл глаза, чтобы вчувствоваться в этот самый кайф, и подумал, что нет, не подпускает тебя к себе ни Крым курортный, ни Крым бандитский, и нехрена тебе упорствовать. Официант, конечно, старается, вышколенность кажет, но трудно не замечать, как нагло отстегивает от твоих купонов себе на чай, а вот с кавказцами рассчитывается до копейки и ждет, когда те кинут ему сами, и кинутое ему небрежно хавает на лету, роняя слюни и преданно виляя хвостом. Тебя же он просчитал точно: лох, который хочет казаться значительным. И он точно знает, сколько ты платишь за этот спектакль.

После обеда я на всякий случай перебрал сумки. Прошелся по номеру. Лег подремать, но расслабиться не получилось.

Я спустился на первый этаж. Администраторша за конторкой в окружении коридорных, как генерал перед сражением, склонилась над огромной разграфленной бумажной простынею – тихий разговор о вселениях и выселениях, пылесосах, масляных калориферах.

Собака, дремавшая на крыльце в тени от кадки с пальмой, неуверенно встала, подошла, виляя хвостом. Да нет у меня ничего для тебя. Нет. Не захватил, извини. Собака опустила хвост, скучно посмотрела на пустую дорожку, как будто для этого и вставала, и вернулась на прежнее место.

И, слава богу, Рыжего нигде не видно – свобода полная. Можно перевести дыхание.

Пройдя по главной аллее весь парк, я не встретил ни одного человека, видел только из-за деревьев троих стройбатовцев, лежавших на краю поляны без рубах. Лифт у пляжа работал. Сомкнулись, а потом разъехались его двери в гулкую трубу тоннеля. Я вышел из грота – ветер загудел в ушах. Пустая набережная, растрескавшийся асфальт. Галька на пляже горит под солнцем рассыпанной мелочью, а море как бы пожухло в солнечном тумане. По-прежнему на левом пляже за молом дребезжит компрессор, разносятся автоматные очереди отбойных молотков. Невдалеке на набережной стоит запыленная черная «Волга» – строительное начальство, надо полагать, приехало, присматривают. Наконец-то я почувствовал что-то вроде возвращения к себе, теперь уже здешнему, в свою, плюхающую ленивой волной и шелестящим в ветках ветром, вязкую тишину и одиночество…

– Простите, – тронули меня за плечо. – Мы от Амбала. Он вас разыскивает.

Передо мной стояли два парня лет по двадцати пяти. Один (говоривший) улыбался.

– Что, все-таки достали билеты? – раздраженнее, чем мне хотелось бы, спросил я. Очень уж невовремя.

– Да. Достали, – кивнул второй.

– Ну, так мне сейчас за вещами в дом надо подняться?

– А чего тащиться. Мы с машиной. Вместе подскочим, —

он махнул рукой, и черная «Волга» стронулась с места. – У нас есть пропуск на территорию.

Машина уже притормаживала рядом, очень уж близко, очень впритирочку. Улыбчивый парень открывал заднюю дверцу:

– Садитесь.

– Погодите, а… – начал я, уже нагнувшись. В машине на заднем сиденье сидел еще какой-то парень – рубашечка с коротким рукавом, стриженая голова. На короткой набережной, кроме нас, никого, стройбатовцы и бульдозер далеко. – Погодите, – мгновенно ослабев под несокрушимо-вежливым давлением сзади, забормотал я.

Была, наверно секунда или две, чтобы вывернуться, закричать, кинуться к работающим за пирсом людям. Но тело уже обессилила внезапная, почти гриппозная ознобчивая истома, как избавления требующая духоты и неподвижности, пахнувшей на меня из машины. Стриженый качок в машине отодвинулся. Еще до конца не веря себе, я занес ногу в салон. Мягко, но с силой надавили сзади, я плюхнулся на сиденье рядом со стриженым, и тут же меня придавил справа усаживающий меня. Дверцу за нами захлопнул Улыбчивый и на ходу почти запрыгнул на переднее сиденье к шоферу. Крутой разворот машины положил меня на стриженого качка. Левой рукой он схватил мою руку, правой больно обхватил за шею и зашипел в ухо: «Спокойно, дядя, спокойно». Я ощутил его закаменевшие мышцы. Машина уже разгонялась.

– Уберите руки!

– Отпусти его, Рома. Он будет сидеть спокойно, да? – обернулся к нам Улыбчивый уже без улыбки. – Не дурак ведь, правда? Он спокойно посидит. Так ведь?.. Так?!

– Так.

Рома ослабил хватку. Я выпрямил спину.

– А где Модест?

– Будет, – не оглядываясь, сказал Улыбчивый. – Будет и Модест. Все будет.

С набережной машина съехала на грунтовую дорогу, сбросила скорость, я уперся ногами – молчаливый сосед справа напрягся. Рома повернул голову ко мне – нас подбрасывало на кочках.

– Да не гони ты, падло! – выкрикнул мой сосед справа.

– Не психуй, Вовчик, – развернулся к нам Улыбчивый. Он глядел на меня.

Задрав капот кверху, машина карабкалась на гору, чуть выворачивая влево, в сторону Дома, и с бессмысленной надеждой я вычислял: к санаторию или нет?

– Тормозни здесь, – сказал Улыбчивый, открывая бардачок.

Меня обдало холодом. Улыбчивый вынул мобильный телефон и, открыв дверцу и наполовину высунувшись из машины, набрал номер.

– Это я, – сказал он в трубку. – Да. Порядок. Везем… Понял.

И захлопнул дверцу.

– Поехали.

Машина тронулась.

Ехали молча, напряженно всматриваясь вперед, как бы куда-то торопясь.

Санаторские корпуса мы уж точно проехали.

Дорога вильнула влево, и мы въехали на асфальт, тот самый, по которому меня везли уже дважды. Шофер переключил скорость, мотор взревел. Какая все-таки пустынная дорога.

Впереди высветилось шоссе. Вовчик и Рома снова напряглись, Улыбчивый развернулся на переднем кресле, левую руку перекинул за сиденье, она повисла рядом с моим коленом. Вовчик и Рома сдавили меня плечами. Машина притормозила, пропуская троллейбус. «Ялта – Симферополь» – прочитал я на табличке сзади. Над табличкой за стеклом несколько лиц, смотрящих и не видящих нас. Мы выползли на шоссе, обошли троллейбус. Навстречу катили машины, под желтеющим сильным солнцем отчетливыми были лица мужчин и женщин за ветровыми стеклами. Я наблюдал издали, ощущая вжавшиеся в меня плечи Вовчика и Ромки продолжением собственного тела. Машина летела, приподнимаясь и опускаясь вместе с покатой землей.

…По сбою сердца и дыхания, наступившему раньше, чем шофер опустил руку к рычагу передач, я ощутил перемену. Шофер начал притормаживать, пропуская машины. Мы сворачивали на дорогу, ведущую в горы. Вначале был асфальт, потом – грунтовая дорога. Ромка и Вовчик ослабили хватку. Встречная машина обдала пылью, и когда пыль рассеялась – справа за редкими низкими деревцами замелькали заборы и черепичные крыши, дорога огибала поселок слева. Потом снова асфальт в сторону жиденького лесочка. У въезда в лесок на обочине – две машины, «жигуленок» и «вольво». Мы притормаживаем. На нас смотрят сидящие в машинах. В окне «вольво» я вижу лицо Клима. Он показывает рукой – вперед, вперед, не останавливайтесь. Мы не останавливаемся. В зеркальце я вижу, как они пристраиваются за нами. Дорога не очень круто взбирается вверх. У меня уже восстановилось дыхание, но остается легкий звон в ушах. Нас раскачивает, Вовчик и Ромка хватаются руками за спинку сиденья впереди, придерживая меня плечами. Я упираюсь глазами в каменистую осыпь, потом – снова откос, рыжий щебень, травка, жидкие кроны деревьев. В зеркальце то пропадают, то возникают сопровождающие нас машины. Меня знобит. Я почти благодарен плотности плеч Вовчика и Ромки.