Читать книгу - "Ошибка Лео Понтекорво - Алессандро Пиперно"

Каждое утро после очередной бессонной ночи, при первых проблесках зари он вылезал из своей норы и проскальзывал в гараж, стараясь не потревожить царство своих родных, вход в которое для него был заказан, добирался до газетного киоска (расположенного дальше от того места, куда он ходил обычно, в нескольких километрах на восток от комплекса) и покупал стопку разных газет. Затем он возвращался домой и со смешанным чувством интереса и страдания погружался в эти бумажные клоаки. И хотя его случаю стали уделать меньше внимания, хотя его история скромно переместилась на последние страницы газет, и даже уже не общенациональных, а местных, тем не менее всегда встречалась какая-нибудь статейка по теме.

Лео взял в привычку читать все с большим вниманием, не пропуская ни строчки. Кропотливо, как когда-то он просматривал анализы и истории болезни своих пациентов и писал свои ученые заметки, Лео теперь подчеркивал все неточности журналистов. Кто-то из них назвал его сорокапятилетним римским онкологом. Кто-то кардиологом. Кто-то бесстрашным миланским онкологам. От статьи к статье менялся и возраст Камиллы. Этой мелкой негодяйке могло быть от девяти до четырнадцати лет.

Откапывать эти огрехи, которые вначале повергали его в отчаяние из-за их несправедливости и непристойности, постепенно стало почти развлечением, вроде разгадывания загадок или решения кроссвордов. Он подчеркивал их, вырезал и складывал вырезки в коробочку, чтобы потом с чувством удовлетворения показать Эррере. Он как одержимый занимался исследованием плохо информированной и жестокой прессы, которая не переставала мусолить его историю. Ему казалось, что так он сможет помочь адвокату, который сидел в своем кабинете и занимался его делом, используя иные, более конструктивные механизмы.

Каждый раз Эррера делал ему замечания. Зачем Лео теряет время на всякие глупости? Почему не следует его указаниям? Так все это закончится дурдомом, а не победой в процессе, которым они должны заниматься сообща.

«Отдохни, займись спортом, подумай о другом… Твоя жена не желает больше тебя видеть? Найди себе двадцатилетнюю шлюшку, с которой можно потрахаться. Если хочешь, могу подогнать одну. Расслабься, пожалуйста. Ты должен быть свеженьким, бодрым, готовым, когда будет нужно, вступить в борьбу. Я хочу, чтобы ты был В тонусе. В хорошей физической форме и здоров ментально. Понимаешь, о чем я?»

«Конечно, я тебя понимаю. Но ты только представь себе, эта сволочь пишет, будто я содействовал какой-то фирме друзей или родни, производящей молочную продукцию. Другой называет меня развратником. Третий любителем маленьких девочек, „лолит“.»

«Лео, против тебя никто не выдвинул ни одного серьезного обвинения. Разве что тот вонючий репортер. Но слава богу, процессы устраивают не репортеры!»

«А ты знаешь, сколько человек прочло эту статью? Знаешь, сколько знакомых и незнакомых людей будут считать меня чудовищем, которое сотворило все эти дела?»

«Мне кажется, что ты слегка идеализируешь среднего читателя газет. Большая часть из них едва-едва прочитывает заголовки, еще меньше утруждает себя дойти хотя бы до четвертой строки статьи. Редкие герои, доходящие до конца статьи, тотчас же забывают ее содержание, как только приступают к следующей. И ты тоже должен так делать. Забудь. Забудь всю эту историю. Ты не понимаешь всего этого, потому что это касается твоей жизни, потому что это мучает тебя, и это правильно, и потому что ты не можешь видеть происходящее, как вижу его я. Но твой случай уже выходит из моды. Ты выходишь из моды. А это, уверяю тебя, только сыграет нам на руку. Чем больше я изучаю это дело, тем больше я погружаюсь в твою историю и тем больше понимаю все недоразумения, домыслы, натяжки. В конце концов мы справимся. Я тебе это обещаю. Ты должен думать только о том, что будет с тобой, когда вся эта история закончится. Ты должен подумать о своем здоровье, своей семье, о том, как снова вернуться на беговую дорожку. Тебе наплевать на двадцатилетнюю шлюшку? Тогда постарайся поговорить с Рахилью и сыновьями. Восстанови с ними отношения. Верни их доверие. Если хочешь, я помогу тебе. Я могу поговорить об этом с Рахилью. Я суну ей под нос все неопровержимые доказательства твоей невинности и доверчивости. Я ей по полочкам разложу историю с девчонкой и докажу, что в ней нет ничего криминального, я ей докажу, что эта девчонка буквально манипулировала тобой, шантажировала тебя, доведя до отчаяния…»

«Нет, прошу тебя, умоляю, Эррера, сделаю все, что хочешь. Но не говори ничего Рахили, не трогай ребят…»

«Но почему? Полагаешь, им не будет приятно думать, что их муж и отец не то чудовище, каким его стараются представить?»

«Нет-нет, прошу тебя. Нет. Пообещай, что ты этого не сделаешь».

«Хорошо, хорошо, обещаю, не кипятись. Я ничего не скажу. Но ты не можешь продолжать избегать их. Стыдиться их. Абсолютно. Тебе это говорит человек, чьей профессией является защищать темных спекулянтов, у которых в миллион раз больше причин для стыда, но которые, бог знает почему, не умеют даже краснеть».

Но проповедь Эрреры, как водится, была гласом вопиющего в пустыне. Проблема заключалась в том, что Лео был этой пустыней. По иронии судьбы, одна из причин, по которой Лео решился обратиться к Эррере, было его убеждение, что последний лучше, чем кто-либо, сможет понять чувство стыда, от которого Лео не мог освободиться. Но очевидно, его расчет был неверен. Много изменений произошло не только в его жизни. Но также в жизни Эрреры. Он больше не был презренным карликом тех лет. Сейчас он успешный человек. Благодаря своей мужской харизме, дьявольскому уму и выдающемуся красноречию он заставил мир забыть о своем росте и внешности. И при всей своей догадливости как мог этот успешный и известный адвокат представить себе тот кошмар, в котором жил Лео в последнее время? Ту бездну, в которую он скатывался? Ведь единственная вещь, которая была дозволена ему и которой он посвятил последние дни, — постоянно испытывать стыд.

Как мог себе представить Эррера, что значит осознавать, что твои сыновья невозмутимо наблюдают за тем, как ты становишься на колени перед человеком, который собирается выстрелить в тебя? И при этом понимать, что твои сыновья чувствуют на самом деле. Кроме того, Лео едва ли смог бы объяснить рационально мыслящему человеку, что чем больше тобой овладевает чувство стыда, тем больше ты нуждаешься в нем. Ты раздражаешь его, подобно раненому, который бередит рану, чтобы узнать, насколько сильной может быть боль. Вот зачем требовались все эти бумажки, все эти скрупулезно собранные вырезки из газет: они были нужны, чтобы еще прочнее прикрепиться к чувству стыда, чтобы ни на миг не забывать о нем.

Возможно, Эррера был прав. Он действительно сходит с ума. Но был ли кто-нибудь в их окружении, кто более, чем Лео, имел право на безумие?

Он подумал о фотографии, которую безжалостно воспроизводили в статьях на странице, предшествующей тексту, чтобы подвергнуть еще более суровому испытанию напряженные до предела нервы Лео.