Читать книгу - "Московские тени - Роман Сенчин"

Его работа – контролировать поставку канцелярских принадлежностей в три области северо-запада страны. Его считают в этом направлении специалистом, внимательным и ответственным, да и ему самому не в чем себя упрекнуть – работает всегда на совесть. Ни одного серьезного прокола.

Положив правую руку на мышку, слегка исподлобья, цепко уставился на экран монитора… И тут, совершенно не из-за чего, кажется, на ровном месте, прокололо, как боль в спине, в один короткий миг превратило во вздрагивающее, скрюченное болезненно существо… Отдел, эта почти родная комната словно перевернулась и стала другой, и он стал другим; и само собой вспыхнуло в мозгу заболтанное вроде бы, затертое, обесцененное слово – тоска. Да, это невыносимое ощущение принято называть тоской. И невозможно стало больше находиться здесь, терпеть, ждать, когда можно будет уйти, увидеться с той, что сделала его живым; сумасшествием показалось сидеть и производить какие-то ничтожные, осточертевшие действия, те же самые, что и вчера, и месяц назад, и год… И слабые, почти приятные мучения, теребившие его первую половину дня, теперь казались пресными, ненастоящими, смешными душевными играми…

Снова со всех сторон слышен был шелест клавиш, ворковали телефонные звонки и мягкие голоса вели деловые переговоры. С усердным потрескиванием заполняли листы бумаги словами и цифрами принтеры, строчили факсы, жужжал кондиционер, освежая воздух, а Андрей сидел в своем отсеке согнувшись, опустив лицо, чтобы его не увидели, чтобы начальник отдела не обратил внимания, и пытался вернуться, стать таким же, как час назад. Всего час назад… И в то же время он понимал, что это должно было произойти – не мог он, встретившись с ней, узнав совершенно новые чувства, оставаться прежним. Так же водить мышкой по коврику, так же смотреть в экран на мертвые таблицы, перемещать цифры с одной строчки на другую… Он обязан был когда-то не выдержать.

Но что теперь? Как? И он пытался вернуться, он вцепился в мышку, открывал и закрывал какие-то файлы и папки, читал какие-то слова, видел столбики цифр и изо всех сил стремился вникнуть в их смысл. Но работать в таком состоянии было немыслимо – перепутает, ошибется, проколется. Подведет весь отдел, всю фирму. Достаточно раз нажать не на ту клавишу, и – катастрофа… Он ждал, изображая, что работает, ждал, когда отпустит; он старательно отводил взгляд от нижнего правого угла монитора, где находилась крошечная иконка с часами, он отводил взгляд так старательно, что скоро начало ломить глаза, на них будто давило изнутри, заставляя повернуться вправо. И он не выдержал, посмотрел. Десять минут третьего. Всего десять минут как, вернувшись с обеда, удовлетворенно покряхтывая, поставил кружку с кофе под левую руку и запустил компьютер…

Как у большинства сослуживцев, у Андрея имелась упаковка «Персена». Лежала в верхнем ящике стола. Уникальное средство – одновременно и успокоительное, и концентрирующее внимание… Было время, он снисходительно усмехался, слыша за соседними столами шепотки: «Слушай, «Персенчиком» одолжиться можно?» – «Конечно, держи». – «Спасибо, а то мозги плавятся», про себя он называл таких «колесники» и держался от них в стороне. А потом, однажды, почувствовав особенно остро уныние и усталость, решил попробовать. Проглотил две таблетки, подождал, прислушался к себе. И почувствовал – помогло. С тех пор пил регулярно. И готовая, казалось, обрушиться на него, как лавина с горы, неподъемной массой дел и проблем реальность после «Персена» становилась безопасней, лавина застывала, появлялась уверенность, что дела и проблемы можно решить, переделать или как-то освободиться от них… И сейчас, борясь с потребностью вскочить и побежать отсюда, спасаться от уже покатившейся на него лавины, он с трудом, трясущимися руками вынул упаковку «Персена», выдавил на ладонь две таблетки. Бросил на язык, скорее насосал из уголков рта слюны. Отправил вниз… Должно помочь.

Вытер бумажной салфеткой руки, мокрую от пота полоску кожи под носом, лоб… Сидел, отвалившись на спинку вращающегося стула, но глядел деловито, – по крайней мере стараясь глядеть деловито, – на монитор. Выровнял дыхание, еще раз, свежей салфеткой, вытер руки, лицо…

Надо бы встать, сходить в уборную, освежиться холодной водой. А то и до курилки спуститься… Он представил, как поднимается, как идет к двери, а из отсеков, вытянув шеи, наблюдают… Наверняка и походка, и выражение лица, и осанка у него сейчас совсем не респектабельные; еще и запнуться не хватало. Нет, в любом случае обращать на себя внимание в такие минуты нельзя – тут же пойдут разговоры, обсуждения, догадки, что это с ним. Лишний повод для сплетен… Нужно, нужно пересидеть; «Персен» вот-вот подействует. Вот-вот всё будет нормально.

Как в спасение, Андрей впился взглядом в часики. Четырнадцать тридцать шесть. Еще четыре часа… Четыре часа, и он будет свободен. Сядет в машину… Он поедет к той, ради которой необходимо жить, которую только и стоит видеть, быть с ней каждое мгновение, постоянно быть… Вот именно – постоянно! А он здесь. И еще четыре часа. И завтра, и дальше, дальше…

Сцепил под столом руки; с пальцев закапал холодный и вязкий, как желе, пот… Сжал зубы до хруста… Надо успокоиться. Надо настроиться… Салфетка… так…

Пощелкал мышкой, закрывая ненужные, случайные файлы, вернулся на «рабочий стол»… Весь он усыпан иконками, и за каждой из них операции, за каждой деньги для фирмы, а значит, и для него. Нужно работать, действовать, искать и передавать информацию, контролировать, следить, анализировать. За этим он здесь и сидит, на это живет. Не ради этого, а на это… Только бы не наделать ошибок. Не перепутать… Так, так, настроиться, сконцентрировать внимание. Увлечься. И тогда эти четыре часа пролетят незаметно, легко. А там – вечер. Она.

Случалось, он сам советовал вдруг впавшим в депрессию сослуживцам: «Увлекись делом, забудь, что это работа. Увлекись, как бы сам внедрись в компьютер – и отключишься от остального. Поверь, понравится, потом всем отделом вытаскивать будем оттуда. Уговаривать». И его изумляло, когда люди, особенно молодые, по всем признакам неглупые и креативные, не прислушивались к его советам, а в итоге увольнялись. Уходили как-то очень торопливо, будто рвали все нити, связывающие их с далеко не самой тяжелой и малооплачиваемой формой труда, чтоб уже не было возможности вернуться. Это ведь не лед долбить за семь тысяч, не в охране какого-нибудь детского сада киснуть, не торговкой в палатке… «И что с ними теперь? – иногда появлялась мысль, когда вспоминал какую-нибудь смешливую, но смышленую девушку, проработавшую без нареканий полгода, а потом вдруг сбежавшую, не дотерпев даже до выходных, или молодого человека, серьезного, целеустремленного, исполнительного до дотошности, который ни с того ни с сего поднялся со стула в середине дня и отнес начальству заявление об уходе. – И где они? Лучшее что-то нашли?» Но в лучшее он не верил. По крайней мере – в сказочность. Легкой и одновременно денежной работы не бывает… Или он такой не встречал… Он мало что в жизни видел.

«Т-та-ак-с», – Андрей два раза щелкнул левой клавишей мышки на иконке «Welent 69». Системный блок с натугой, как поползший в горку игрушечный танк, заурчал, на мониторе, то замедленно, то в одно мгновение видоизменяясь, стали появляться таблицы, столбики цифр; постепенно они утряслись в мозгу компьютера, замерли в нужном порядке… Андрей стал вращать узкий валик на мышке, пристально, инстинктивно щурясь, чтоб глаза не так уставали, смотрел на экран. Срочно нужно проверить, как идет по Тверской области реализация двадцативосьмимиллиметровых канцелярских скрепок, производимых владимирской фирмой «Велент». Есть ли где их нехватка, заказы на новые партии… Андрей курировал около тридцати видов разнообразной продукции, начиная со скрепок и кнопок и кончая бумагой для принтеров. Вроде бы несерьезное, копеечное дело, но в масштабах трех областей, которые были в сфере его ответственности, получался внушительный бизнес. А их фирма и занималась в основном реализацией продукции мелких предприятий, которым трудно самим вести дела по продаже. И процветала.