Читать книгу - "Я смогла все рассказать - Кэсси Харти"

Доктор предложил мне искусственно прервать беременность. Он опасался за мое здоровье, его также беспокоило, что проблема с бедром, от которой страдала Люси, может оказаться наследственной. Мне хотелось в этом убедиться, прежде чем приму окончательное решение. Доктор организовал для меня консультацию со специалистом по генетике, который не нашел никаких оснований утверждать, что ребенок родится с какими-либо отклонениями. Это я и хотела услышать. И, утвердившись в решении рожать, стала с нетерпением ждать появления на свет нового ребеночка.

Через пять с половиной месяцев мне вдруг стало нехорошо, и я сразу позвонила доктору, который пообещал скоро приехать. Я знала: происходит что-то серьезное, – поэтому отправила Мелиссу и Люси к подруге. Я сказала Роберту, что очень боюсь, и попросила его остаться со мной, но он все равно ушел на работу. Я еще раз позвонила врачу, и он пообещал приехать сразу, как закончит операцию. Боль была нестерпимой. Я кое-как добралась до ванной комнаты на втором этаже, и там у меня случился выкидыш. Ребенок, которого я вынашивала в себе, хотел, чтобы я избавилась от него. На холодном кафельном полу осталось лежать маленькое бездыханное тельце.

Я не могла себя заставить взглянуть на него.

Когда доктор наконец приехал, он внимательно изучил плод и заставил меня посмотреть на него.

– Кэсси, – сказал он, – взгляните, вам станет легче.

Я долго не могла заставить себя поднять глаза, а когда наконец решилась, увидела младенца, мальчика, с огромной головой и искривленным позвоночником. Гидроцефалия и расщелина позвоночника – вот научные названия его врожденных дефектов. Казалось, сама природа вмешалась и избавила его от мучений. Да, в конце концов мне стало легче, но в тот день я знала лишь то, что потеряла еще одного сына, и была безутешна.

В тот же вечер к нам нагрянули мои родители. Им позвонила моя подруга Кристин, которая жила по соседству. Мама никогда раньше не бывала у меня дома: ей было плевать и на мое замужество, и на родившуюся внучку. Что же заставило ее навестить меня? Что ей нужно? Что у нее на уме?

Стоило маме переступить порог дома, как она разразилась рыданиями, и Кристин принялась ее утешать. Она не знала, какой человек моя мать на самом деле, потому что я не рассказывала, как страдала в детстве от ее жестокости. Пока Кристин успокаивала ее, мама взглянула на меня. В ее взгляде не было ни любви, ни беспокойства. Это был взгляд триумфатора: она была счастлива, что смогла приковать внимание к себе, что все утешают ее, а не меня. Я так нуждалась в поддержке, а мама спокойно продолжала ломать комедию. Главное, у нее были зрители, для которых она могла дать представление, и оказалось вдруг, что больше всех от выкидыша пострадала почему-то именно она.

Папа пытался сказать мне что-то хорошее, но его слова скорее озадачили меня, чем утешили.

– Это испытание, Кэсси, – прошептал он. – Господь испытывает тебя.

– Зачем Богу меня испытывать? – со слезами проговорила я. – Зачем он позволил мне забеременеть, если все равно потом забрал ребенка?

– Он просто видел, как тебе тяжело, какая у тебя нелегкая жизнь, вот и хотел тебя испытать, чтобы посмотреть, какой путь ты выберешь.

– Что ты хочешь этим сказать? – жестко спросила я, начиная сердиться.

– Бог хотел посмотреть, сделаешь ли ты аборт или нет, – ответил папа. – Аборт – самый легкий путь. Понимаешь теперь?

– Так почему же Бог позволил случиться выкидышу? Я же не сделала аборт!

– Может быть, он просто сам принял за тебя решение. Ведь главное испытание ты прошла. – Папе все было ясно. Он искренне верил в свои слова.

Он пытался меня утешить, но ему не удалось. Его слова озадачили меня, расстроили и даже рассердили.

После выкидыша я снова впала в депрессию, и мне снова прописали транквилизаторы. Я ухаживала за детьми, но брак с Робертом трещал по швам. Не в силах наладить отношения с мужем, я всю себя посвятила воспитанию детей. Я хотела быть очень хорошей, любящей матерью. Несмотря на все мои усилия, Мелисса, едва ей исполнилось девять лет, начала плохо себя вести, особенно в школе. Я понимала, что она чувствует себя изгоем, нелюбимым ребенком – Роберт и его семейка всегда ставили ее ниже других детей, – но поделать ничего не могла.

Мы с Мелиссой сходили к семейному психотерапевту, и тот сразу же определил, что все проблемы вызваны отношением к ней Роберта. Пару раз мы все вместе ходили на прием, а потом Роберт заявил, что не видит необходимости посещать сеансы семейной психотерапии вместе с нами. Один из врачей якобы сказал ему, что я страдаю от послеродовой депрессии, которая усугубляется тем, что я потеряла двух сыновей. Он убедил всех врачей в клинике, что все дело во мне и моих проблемах с психикой. Все внимание терапевтов переключилось на меня, а об отношении Роберта к Мелиссе забыли. Не спорю, я нуждалась в помощи психологов. Но факт остается фактом: мы пришли к специалисту всей семьей, чтобы вместе решить все наши внутренние проблемы, а закончилось все тем, что меня, будто бы с моего добровольного согласия, положили в психиатрическую лечебницу.

Сначала все было неплохо. Я надеялась, что мне удастся там отдохнуть и набраться сил. Девочки, Мелисса и Люси, могли проводить со мной почти все время. Наконец-то мне удалось выспаться. Затем все резко изменилось. Я должна была целыми днями сидеть в палате одна, с дочками могла видеться только по вечерам в течение десяти минут. Ко мне не пускали посетителей, не давали говорить по телефону, запрещали читать письма. Это было поистине ужасно. А главное, я не могла понять, зачем со мной так поступают. Почему со мной обращаются, как с заключенной?

Будучи в отчаянии, я сказала, что моя мать очень больна, и мне разрешили ей позвонить. Я рассказала ей, что произошло, и умоляла спасти меня. Я сказала, что мне очень страшно и что я нуждаюсь в ее помощи. Какой же я все-таки была дурой! Неужели после стольких лет я все еще надеялась на ее помощь?

По голосу мамы я поняла, что ей доставляет явное удовольствие отказать мне в помощи.

– Ты сама во всем виновата, – сказала она, – сама и расхлебывай.

Да, она меня ненавидела.

Дозы препаратов были увеличены. Одни таблетки я принимала, чтобы заснуть, другие – чтобы проснуться. Таблетки, таблетки, горы таблеток! Роберт отказался забрать меня из клиники, он сказал, что лечение мне «пойдет на пользу».

Я и правда чуть не сошла с ума в клинике. Весь персонал видел, в каком я была состоянии: истеричная женщина, не желающая выполнять предписания врачей. Я отказывалась принимать лекарства. Я не желала все время лежать. Я хотела проводить с детьми больше десяти минут в день. Я хотела домой.

Шесть долгих тяжелых месяцев провела я в клинике. Однажды Роберт, когда пришел меня навестить, сказал, что собирается добиться опекунства над Мелиссой и Люси, продать дом и переехать жить в другое место. Юридически он имел на это право, так как удочерил Мелиссу.

– Так будет лучше, – уверял он. – Я уже подыскал твоей дочери подходящую школу. Это школа-интернат при монастыре. Мелисса будет жить и учиться там, а домой приезжать только на выходные.