Читать книгу - "Пурпурное сердце - Кэтрин Хайд"

Мне кажется, он чувствует себя неловко из-за этого и поэтому махнул сразу три пива. Мы все выпили только по два, и нам хорошо. Поскольку Эндрю выпил лишнего, его слегка развезло.

Мы бредем по набережной, просто наслаждаясь прекрасным вечером.

Эндрю начинает рассуждать о бейсболе. Если точнее, об отбивающих мяч и разнице между хорошими и великими игроками. Будучи навеселе, он быстро приходит в раж. И даже вышагивает перед нами, пятясь так, чтобы видеть наши лица.

И вот тут-то он и натыкается прямо на миссис Макгерди. Чуть не сбивает ее с ног.

А теперь, чтобы вам было понятнее, скажу, что в списке соседей, с которыми прошли бы такие шутки, на первом месте стояла бы мать Эндрю, а на последнем как раз миссис Макгерди. Эта старушенция весьма крутого нрава. Несдобровать тому, кто попадется ей под горячую руку.

И она обрушивается на Эндрю всей мощью своей ярости. Просто изничтожает его на глазах у всех.

— О, Эндрю Уиттейкер. Не удивляюсь. Вижу, идешь по стопам своего папаши-алкоголика.

Все застывают на месте. Смолкают разговори, сходят с лиц улыбки. Вообще весь мир замирает.

Эндрю говорит:

— Простите, что вы сказали только что? — Его учили быть вежливым по отношению к старшим, но, похоже, он готов забыть все правила.

— Ты слышал. Я сказала, что твой отец пьяница и садист, а твоя мать — тряпка, и я не удивлюсь, если из тебя вырастет законченный негодяй. Что еще ожидать от такой семейки.

И все это в присутствии его друзей.

Должен сказать, что все мы тотчас сплачиваемся и встаем на сторону Эндрю. Я это вспоминаю с особым удовольствием. Может, я и рад переписать историю, но вынужден говорить правду. Мы стоим открыв рты, а она уходит, смерив нас брезгливым взглядом.

После того как она уходит, мы обступаем Эндрю и начинаем хлопать его по плечу, по спине, подбадривая: «Эй, не слушай эту старую клюшку. Что она знает?»

Но он был задет за живое. Впрочем, все мы расстроились. Вечер испорчен.

Я провожаю Мэри Энн домой.

Возвращаясь к себе, я вижу Эндрю, который сидит на ступеньке крыльца. Я знаю, что он не может идти домой, не сможет заснуть, поэтому присаживаюсь рядом с ним.

— Я убью ее, — произносит он.

— Не советую.

— Почему?

— Тебя посадят.

— Ну и что? Дело того стоит. Я серьезно. Я собираюсь проучить эту старую суку.

— Нет, ты не понял, Эндрю. Тем самым ты просто докажешь, что она была права, обзывая тебя негодяем. Если ты хочешь проучить ее, выстави ее на посмешище.

— О, ты хочешь, чтобы я предстал перед ней пай-мальчиком?

— Ну, мы могли бы сделать так, что все сочтут ее сумасшедшей. И тогда все, что бы она ни сказала, будет восприниматься как бред шизофренички. Кто станет слушать старуху, которая выжила из ума?

Таким образом, я в какой-то степени уберег его от неверного шага. Смог заставить его думать о мести, в которой не будет ни крови, ни переломанных костей, ни тюрьмы.

Так начинается эта история.

И вот ее продолжение.

Каждый понедельник и четверг миссис Макгерди вместе со своей кошкой Энджел спускается в подвал, где занимается стиркой. Это длится более часа. У нее подвал с наружной лестницей, так что Эндрю может стоять прямо за дверью черного хода и следить, чтобы она вдруг не прошла в дом. Если она наткнется на него, он просто скажет, что зашел поговорить насчет того вечера в субботу. Я услышу разговор и выбегу через парадную дверь.

Но такой неожиданности не случается.

И пока она стирает в подвале, я пробираюсь к ней в дом и очень тихо — имейте в виду, что стиральная машина работает шумно, но я все равно стараюсь все делать без звука — переворачиваю все вверх тормашками.

Тостер. Все лампы. Часы. Огромное радио. Подсвечники. Вазу с цветами на столе, из которой выливается вода. Чайник на плите. Короче, все, что можно перевернуть.

Потом мы с Эндрю возвращаемся ко мне домой и наблюдаем из окна и молимся, потому что, если наша идея сработает, она расскажет о случившемся по крайней мере соседям. Конечно, лучше всего, если она вызовет полицию.

Не проходит и пары часов, как к ее дому подруливает полицейская машина.

Мы живем в маленьком тихом городке, и патрульная машина возле чьего-то дома неизменно привлекает внимание. Соседи тут же собираются на улице посудачить о происходящем.

Мы с Эндрю тоже среди них.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Миссис Макгерди ограбили?

Мистер Блейк, который живет неподалеку, отвечает: «Нет, она уверяет, что ничего не украли. Говорит, что кто-то пробрался к ней в дом и перевернул все вверх ногами».

Мы с Эндрю закатываемся от хохота, и Эндрю говорит: «Все сходится. На прошлой неделе она мне сказала, что у нее соусники под потолком летают».

Теперь все прислушиваются к нашему разговору, подходят ближе, интересуются: «Вы думаете, она тронулась умом?» Кто-то замечает: «Да, вы знаете, мне тоже это показалось странным. Я имею в виду, кто будет устраивать такой погром в чужом доме? Все это смахивает на бред сумасшедшего».

Как раз когда мы сплетничаем, подходит совершенно незнакомый человек и рассказывает очередную байку про миссис Макгерди. Говорят, что она сама перевернула все вверх дном в собственном доме, чтобы привлечь к себе внимание.

С этого дня все называют ее не иначе как чокнутая миссис Макгерди.

Даже удивительно, как ловко у нас все получилось. И немного страшновато от того, как быстро соседи составляют мнение о тебе и так неохотно его потом меняют. Это, кстати, полезно усвоить в качестве теории соседских взаимоотношений.

Мы это сделали не из мести. Мы стремились спасти остатки достоинства Эндрю. На самом деле никому из нас и дела нет до того, что думает или говорит про нас миссис Макгерди.

Разумеется, это было лишь частичное решение вопроса. Его отец не перестал быть садистом-алкоголиком, а мать — тряпкой. И если уж говорить начистоту, это вообще не решало проблемы. Старуха была не единственной, кто высказывался в таком духе о родителях Эндрю. По правде говоря, если бы кто-то оказался очевидцем той сцены на набережной, то наверняка подумал бы: «Да, старуха, конечно, дура, но насчет Уиттейкеров она точно подметила».

Но зато это позволило Эндрю поверить в то, что он решил проблему. И мы чувствовали себя так, будто восстановили справедливость.

У нас был жесткий уговор: никогда-никогда ни словом, ни жестом не выдавать, что это сделали мы. Потому что слово не воробей… И тогда не только реабилитируют старуху, но разоблачат Эндрю как злоумышленника. Поэтому мы дали друг другу клятву унести эту тайну с собой в могилу.

Я так и сделал.