Читать книгу - "Резиновый бэби - Жужа Д."

Я однажды видела, как мальчик управлял небольшой давилкой – через пресс пропускал побеги бамбука, сок стекал в специальную емкость, и потом его смешивали с яйцом и молоком. Даро объяснил мне, что такой сок имеет свойство холода, открывает отверстия сердца, способствуя охлаждению.

После завтрака и купания я надеваю специальную шапочку с накидкой на лицо, и меня уводят на массаж. Кхмерки делают все очень тихо – лишь иногда перешептываются.

Потом меня одевают, помогают те же массажистки, шапочка меняется на бумажную маску на палочке, которую я держу у лица, – и начинается долгое укладывание волос. Для этого приходят специально обученные тайки – в прическу вплетаются всевозможные цветы, бусины и ленты. Ткань, похожая на густую вуаль, заменяет бумажную маску – ее надежно прикалывают к волосам.

И только когда на ноги и на руки уже надеты браслеты, колокольчики, венки и цепочки, приходит Сован.

Сован – невысокая кхмерка с широким лицом и полными губами. С ней мы занимаемся танцем. Иногда еще приносят На. И тогда все то же, что делаю обычно, я повторяю со змеей на плечах. На – это питон ярко-желтого цвета с белым, будто лакированым животом. Когда-то я его боялась, но сейчас совсем нет – хотя он и очень вырос. Он становится тяжелее, увеличивая мою силу, – так говорит Даро. Весь танец похож на движения в Тай Чи, только более сложный, с фиксированными позами, в которых необученному человеку было бы невозможно удержать равновесие. В этом танце четко выраженный ритм, который ускоряется к концу. У меня всегда была хорошая гибкость ног, но даже мне трудно. Сован часто сердится и просит больше развернуть ступню. Повторяем еще и еще. На барабане играет слепой мальчик и все время улыбается. Он держит ритм, слушая звук моих шагов, хотя я танцую босиком, – у него уникальный слух. Его зовут Пын, незрячие глаза его сильно зажмурены, и оттого кажется, что стоит ему постараться и открыть их – он сможет видеть, но он будто этого не хочет. Каждую неделю в зал для занятий вносят пен пет, и тогда Пын играет на нем. Мне приятен звук пен пета, – он нежный и долгий, как звон тонких колокольчиков, завернутых во что-то мягкое.

Даро говорит, что пен пет высвобождает воспоминания. Мне нравится Даро – он спокойный и разрешает мне гулять на восходе и после заката. Когда он говорит со мной, то складывает ладони и опускает голову – будто рассматривает свою обувь. Сначала мне было это странно, но сейчас я уже привыкла. Мы медититуем три раза в день, ему я могу задавать вопросы. Сегодня я спросила его про взгляд апсары. Он погрустнел и сказал, что я узнаю об этом сама – и он более ничего не может сказать, чтобы не загрузить еще одним знанием, которое меня свяжет «дилеммой о его использовании», – так именно и сказал.

Всегда, когда с острова уплывает лодка и на ней увозят Сован, Даро дает мне побыть одной, и только потом меня зовут опять на массаж. Массажистки сидят на корточках, пригнув головы к каменными плитам. Я купаюсь в купели и потом, когда на лице моем опять ткань, массажистки встают. Явственно пахнет канифолью – чтобы никакие насекомые не попали внутрь: мое тело должно быть безупречным.

– Сок Сабай. – Это с Даро здоровается человек, что смешивает масла для массажа и ароматерапии.

– Кмаут, – отвечает Даро.

И больше никто ничего не говорит.

Самая большая моя мечта – увидеть свое лицо. Я привыкла к тому, что его не должны видеть другие – но я сама... А это невозможно – Даро объяснил мне, что зеркала могут отнять у меня мою силу, и еще – что моя душа может в них потеряться. Вот почему на всем острове нет зеркал. И в воду я могу заглянуть лишь с высокого пирса – я вижу свой силуэт, и только. Потому что я – Апсара. Я одна из избранных – у меня совершенное тело: я могу им управлять, как никто другой, мой взгляд обладает особой, невероятной силой, и еще я знаю танец...

Иногда утром, когда просыпаюсь раньше, чем зазвенит колокольчик, я ощупываю свое лицо и представляю, как выглядят мои глаза, губы и нос.

Все емкости в моей ванной, куда наливается вода, не могут иметь темного дна – иначе они обретут возможность отражать, а значит – забирать... Окна к ночи плотно занавешивают, нет полированных поверхностей – можно было, конечно, что-нибудь придумать, но не хочется подводить Даро. Он так в меня верит – он считает, что из меня получилась идеальная Апсара. Я умею медитировать, стоя на одной ноге, мое чувство равновесия не хуже, чем у белой цапли, мои бедра выворачиваются так, что еще чуть-чуть – и колени коснутся друг друга за моей спиной.

У меня нет друзей, но по сравнению с другими Апсара мне очень повезло, у меня есть собака – Ки. Ее, больную, привез один из кхмерских мальчишек, что перетаскивают с корабля на кухню корзины с продуктами. Щенок подволакивал ногу, и рваный шрам заживал у него от бедра через всю спину по крупу – мальчишка рассказал, что Ки спасли от крокодила. Он оказался очень смышленым, его пожалели и оставили на острове – сейчас он почти не хромает, только смешно виляет хвостом вместе с попой. Его на острове любят, он превратился в совсем бесшумную и очень благодарную собаку. Никогда не лает, – кхмеры уверены, что крокодил проглотил его голос. Наняли даже девчонку, что кормит его и моет, – но привязался он более всего ко мне.

Ки спит на пороге моей комнаты и всюду следует за мной. Отогнать его невозможно – даже во время моих медитаций он тихо лежит в углу. Ки – мой единственный друг. Лишь ему я могу открывать свои секреты.

Сован когда-то давно пыталась изолировать собаку от меня, но Даро убедил ее в том, что это не страшно и даже пойдет мне на пользу. Ки отлично знает мой голос – он может различить его среди любых других, но, как и все вокруг, он никогда не видел моего лица. Сегодня я опять услышала, как Сован кому-то говорила: бойся Апсары! Я не могу понять, почему она так говорит, – ведь я совсем никому не хочу причинить зла. С самого утра Ки явно волнуется. Скребется в дверь и скулит каким-то высокочастотным скрипом. Видимо, он понял...

Сегодня день, когда меня повезут в то место, ради которого это все началось. Оттого «Ба-Э» с рассвета уже стоит пришвартованный к пирсу. Еще так рано, и я решила нарушить ежедневный распорядок – осторожно приоткрыла дверь и впустила Ки. Он заметался у моих ног, потом юркнул под кровать и замер – и дальше, как бы я его ни звала, он не выходил. Свистел откуда-то из глубины, но не шел – я даже обиделась: мы так долго вместе, а он не выйдет попрощаться – впервые я позвала его строго.

Я слышала, как он часто дышит, как скребет ногтями пол, выползая из своего укрытия. Наконец из-под кровати показались его лапы, голова – не прекращая скулить, он полз на животе. Остановился, мелко трясясь, полежал, взвизгнул и поднял на меня морду. Я была с еще не закрытым лицом и никогда не забуду, как он вздрогнул, как из его пасти на пол потекла кровь, как он дергался, а потом затих, так и не сводя с меня глаз.

Прихожу в себя на массажном столе, на лице опять маска – вокруг переполох, за руку меня держит Даро. Он спрашивает, не потеряла ли я силу – я отрицательно качаю головой.

– Ты настоящая Апсара, – говорит он и выходит.