Читать книгу - "Две коровы и фургон дури - Питер Бенсон"

– Привет, крошка! Это Эллиот.

– Мне так жаль… Я даже сказать тебе не могу…

– Я не должен был… не должен был ввязывать тебя во все это…

– Но знаешь, я все сделаю, чтобы этот кошмар как можно скорее закончился.

– Жизнь наладится, вот увидишь.

– Ты поправишься!..

– А когда поправишься, предлагаю уехать куда-нибудь вдвоем.

– Только ты и я, договорились?

– Куда бы ты хотела поехать?

– Ты была когда-нибудь в Корнуолле?

– Я там никогда не был, но мне очень хотелось бы съездить на море. Мы снимем маленький домик на самом берегу и ранним утром будем смотреть, как причаливают рыбацкие лодки…

– Мы еще будем гулять по пляжу, купаться, плескаться, плавать!

– Есть мороженое.

– А еще строить замки из песка. Ты любишь строить замки из песка?

– А еще мы запустим воздушного змея.

– Ну и вообще, заживем, как в детстве.

– Питаться будем жареной рыбой с картошкой…

– Пойдем в поход вокруг всего залива.

– Сядем за столик прямо на улице, будем есть и болтать с местными.

– Все что хочешь, Сэм! Что ты скажешь, то мы и будем делать. Мы даже можем вернуться в Грецию.

– То есть это ты можешь вернуться в Грецию. Понятное дело, я не могу, я ведь там ни разу не был…

– Мы можем найти тот бар, где ты работала. Хочешь? Найдем его и пообедаем там.

Вошла сестра, пощупала пульс у Сэм и одобрительно сказала:

– Прекрасная работа, друг мой.

– Я себя чувствую как-то глупо.

– Не говори ерунды! Один звук твоего голоса помогает ей справиться.

– Ладно…

– Сэм, послушай-ка, что сегодня произошло. Я говорил с Доном! Конечно, я не уверен. А вдруг это был Дэнни? Я их не очень различаю. А может быть, Дейв…

– Короче, они собираются приехать проведать тебя. Клево, да?

– Знаешь, я сначала испугался, что Дон полезет драться, но он так хорошо говорил со мной. Очень по-доброму. Сказал, чтобы я заходил в любое время. Конечно, без тебя я туда не пойду. Подожду, пока ты не вернешься…

– Без тебя мне там нечего делать.

Я опять сжал ее руку. На экране монитора аппарат вычерчивал волнистые голубые линии. Я посмотрел в сторону сестры. Она подняла голову и одобрительно подняла вверх большой палец.

– Знаешь, на чем я сегодня приехал к тебе?

– На своем мотоцикле! Папа починил его, представляешь?

– Он почти как новенький, только теперь издает странные звуки, как будто лает. Ав! Ав!

– Но я ехал очень осторожно, можешь мне поверить.

– Не хватало мне еще одной аварии…

– А мама придумала для тебя заговор. Она велела мне откусить кусок яблока и закопать около твоего коттеджа…

– И еще она сказала, что если у меня есть дар как у нее…

– То тогда колдовство, скорее всего, сработает.

Я похлопал себя по карману с яблоком.

– И еще кое-что я хотел тебе рассказать…

Биииииииииииииииииии… – аппарат внезапно пронзительно заверещал, а лицо Сэм исказила судорога. Может быть, это был простой спазм, не знаю. Ее рот приоткрылся, и она издала тонкий, еле слышный писк, как попавшая в пианино кошка. Через секунду дверь распахнулась и в палату вбежали сразу три сестры. Одна из них начала нажимать на какие-то кнопки, другая в это время стягивала покрывало с кровати Сэм, пока третья придвигала к ее кровати каталку.

– Извини, мальчик, – бросила она мне, – тебе надо идти. Давай, давай… – И куда-то умчалась.

Я постоял перед стеклянной перегородкой, посмотрел, что медсестры делают с Сэм. Надо отдать им должное, работали они профессионально, четко и быстро. На каталке стоял еще один аппарат, но я не успел его толком разглядеть: одна из сестер опустила жалюзи, и они закрыли мне весь обзор. С минуту я стоял, разглядывая жалюзи, а потом пошел поискать кофе-автомат. Я сел на подоконник с пластиковой чашкой, наблюдая, как сестры, врачи, уборщики, санитары торопливо проходят мимо меня, каждый по своим делам. У всех в больнице были дела, кроме меня. Я чувствовал себя обманутым и ненужным, как будто мне подарили краденую игрушку, в которую нельзя играть. Больше всего мне хотелось лечь в постель, завернуться с головой в одеяло и заснуть. Я хотел темноты, маминого тепла и безопасности. Верните меня в прошлое, думал я, дайте мне самому решать, что мне делать, а не выполнять чужие решения. Отпустите меня.

Через час я снова пошел в реанимацию. Аппараты вновь гудели ровно и пикали через равномерные интервалы, а сестры вернулись к себе на пост. Одна из них сказала, что они испугались, что у Сэм началось мозговое кровотечение, но оказалось, что это была просто небольшая судорога. Я хотел спросить их, что это означает, но едва открыл рот, как все мои слова посыпались внутрь меня, и я почувствовал на щеках то, что вполне отвечало моему горю.

– Мне остаться? – спросил я наконец.

– Мне кажется, тебе надо поехать домой и хорошенько выспаться, – сказала одна из сестер. – Ты выглядишь совершенно измученным.

– Да, поспать не мешало бы.

– Ну так и поезжай.

– Не волнуйся, мы позаботимся о твоей подружке, – сказала другая медсестра.

Солнце сияло в больничное окно, цветы в горшках поникли, в коридоре пациенты в халатах сидели рядком на пластмассовых стульях и чего-то ждали. Когда я подходил к выходу, навстречу мне попались родители Сэм; ее мать едва шла, отец поддерживал ее за локоть, у него под мышкой был зажат старый, потертый белый медвежонок. Одного глаза не хватало, лапа болталась на нитке, и я хотел было остановиться и поговорить с ними, но не смог. Такой уж я трус. Родители Сэм выглядели еще хуже, чем в первый раз: совсем постарели, даже прямо идти не могли. И я опустил голову и прошел мимо них, выскользнул на улицу, на солнечный свет, и сел на верный байк, что дожидался меня во дворе. В голове у меня крутился звук, который издала Сэм, – то ли шипение, то ли мяуканье, – а в общем-то это был вопль отчаяния, посланный ею из сумеречного мира. Меня вдруг переполнило такой яростной злобой, что я вытащил яблоко из кармана и зафигачил его как можно дальше в кусты. И сразу же уехал с парковки, не дав себе времени пожалеть о том, что натворил.