Читать книгу - "Энциклопедия русской души - Виктор Ерофеев"

последняя крыша

Деревня, состоящая из дырявых крыш без домов. Юродство - последнее прибежище.

воскресающий гений

После похорон Серого я вернулся к себе домой. Что-то будет. Всеобщая стачка. Смена правительства. Переворот. Распад государства.

Мне было интересно.

Мне было все равно.

Я учился смотреть на Россию как на иностранное государство. Россия насрала мне в карман. Я торговал перегаром, запахом "Примы" и мочи. Мне крупно повезло. Я умудрился продать обвалявшуюся родину, которой никому не надо. Я с ней разделался. Я убил гения места. Меня колотило. Я знал: милиция охотится за мной. Я вяло скрывался. Переходя из дома в дом. Я знал: страна обречена. Меня это мало заботило. Я получил все, что можно. Я перестал болеть Россией. Я почувствовал, как освобождаюсь от подлой зависимости твердить ее имя с той же частотой, с которой немец произносит слово "шайсе". У меня вырастают крылья. В меня хлынула новая радость. Пора сматываться!

Русский опыт научил меня, что человек должен быть привязан к бытию. Как угодно. Как протестант, верящий, что Бог ценит его труд. Как католик, включенный в непогрешимость Папы. Как буддист, обнаруживший в своих мантрах систему реинкарнаций.

Я зашел в свой подъезд. Поднялся на второй этаж. Меня дожидался человек. На подоконнике в коридоре.

- Ну, чего? - сказал он. Я всмотрелся в него:

- Ты зачем с ножом ходишь?

- А с чем мне еще ходить?

- Как дела? - спросил я его, чтобы оттянуть развязку.

- В порядке! - ответил он.

- Волки! Волки! - закричал я.

Никто не услышал. Его синие глаза светились радостью жизни.

открытый гроб

Не выставляйте меня напоказ в открытом гробу. Что за манеры! Зачем русские рвут себе душу, прощаясь с покойником? Зачем ведут под руки почерневших близких, чтобы те невменяемо гладили покойнику волосы? И так тошно. Или это подстрекание вытья? Бабы, войте! Плакальщицы в деревенских платках, вперед! Запричитали. Заголосили. Уж заводиться так заводиться. Не хоронить же просто закрытый ящик! Вдруг он пустой, и тогда конфуз получается. Мало нам, что ли, похоронных конфузов? То не того в гроб положат, то перевернут и вывалят, неся вниз по лестнице. Пусть ящик стоит открытым. Чтоб все без обмана. Откуда взялся этот истерический протокол? Последняя проверка на дороге. Куда смотрит Церковь?

Тонкие деятели вскрикнут: традиция! МЦАП грянет: вечная память! Так заведено прощаться: и с царями, и с холопами. Мало ли что! Мы - заложники неприличных обрядов, отпрыски телесных наказаний. Наш катехизис: дави! Ненависть радует душу. Мы запутались в традициях, совсем растерялись. А с открытым гробом - не надо о страшном! А это не страшное - это наш национальный триллер.

Католические похороны - для нас светский выезд под черной вуалькой, собрание выглаженных костюмов, солнечных, с титановыми душками, очков, напомаженных молодцов. Протестантские фюнералы - ах, эти голливудские колокольчики при выходе из кирхи! Учтивые, все друг друга вперед пропускают, как будто из кино вышли. Да они из кино и вышли - видеокассетные похороны. Всех немедленно обвинить в лицемерии. Венки слишком вычурны. Скупые слезки не удовлетворяют родного чувства самоистязания, саморасцарапывания. Мы рождены изводиться в лоскуты, вплоть до русского погребального катарсиса.

"Вот я лежу, но этот я - не я, а где же я?" - мой скорбный надмирный вопрос.

Их западные могилы слишком хорошо вырыты, заправлены, как постели, защищены со всех сторон от червей. Не то что наши - с плавающим окурком. Не то что наши по весне - с провалом до гроба, как сойдет снег. У их священников слишком постные лица, у их могильщиков чересчур осмысленные физиономии. Западный отказ от поминок - дурное следствие жизненной скупости, нам подавай долгое прощание, с посткладбищенским тщательным мытьем рук и застольем, медленно уходящим в шумное беспамятство, водочное небытие.

Но отведи нас на Ганг, и мы превратимся с испугу в Европу при виде, запахе горящих на набережной трупов. Мы ошалеем от показательных костров и бесслезных, худеньких родственников, сплоченно уверенных в реинкарнации. Мы разглядим здесь только дикость, язычество и - кубарем домой. Нам позволяли смотреть всего лишь в глазок крематория, чтобы не было дефицита кошмаров, да и то - до поры, до времени. У нас в ушах не треск бамбука, а стук заколачиваемых гвоздей. Сначала- застенчивый, под конец - с оттяжкой. А если это тяжелый обычай, так есть люди, которые и "тяжелые фильмы" не смотрят. Но я, сколько ни хоронил покойников в открытых гробах, знаю наверное, что это только против их памяти. Помнятся, как нашатырь, одни синюшные лица и отталкивающий замогильный холод руки, и где-то на горизонте стоит отодвинуто маленький живой человек и не смеет приблизиться с живыми ручками.

Батюшка, ну, чего застыл? Отпевай. Я не любитель спорить. Почему тогда только лицо и руки? Уж лучше бы совсем голым, как в морге. И все бы разглядывали мертвый припорошенный хуй и спущенные яйца, делая вид, что их это не интересует. Есть похоронный генерал с дарами, всем похоронам - венок сонетов, на который живо реагирует вдова. Она ничего не видит, а тут срывается с места и жадно глотает слова соболезнования. Сутулый караул с подвязками похоронных дружинников. Выводок проходимцев с серьгой в ухе и без серьги. Женщины с остановившимися, лисьими мордочками. Чем хуже сложилась их жизнь, тем сильнее они балдеют от разглядывания знакомых покойников. А где-то там дальше кладбищенские бабульки - стахановки трупного любопытства. Нюхая парные стебли неприлично пахнущих цветов, одни замечают лишь мертвое в открытом лице покойника, другие настаивают на красоте.

- Как он не похож на себя.

- Раздулся.

- И цвет нехороший.

- Нет, лучше, чем в жизни.

- А она-то, смотри, как держится!

- Устал лежать. Потемнел.

- Потемнеешь тут с вами.

Как из подворотни, поэтесса во весь свой изломанный

ГОЛОС:

- Прекрасное лицо!

- Врешь, сука!

Некроэксбиционизм. Ну, все! Зарывайте. Я стесняюсь.

новый бог

Главным событием XXI века будет рождение нового, планетарного Бога.

Мы разговорились с Серым о новом Боге. Не о русском Боге, потому что локальные религии уйдут, а вообще. Энтропия религиозного умысла Запада, российская ортодоксальная окаменелость, мусульманский фундизм - яркие знаки агонии старых богов. Каким быть новому: прямым? хромым? крашеным блондином? В любом случае мы останемся за чертой античного мира. Мы быстро сойдем в разряд доисторических существ. Мы прижмемся друг к другу, обнявшись лапками динозавров. Мне стало себя жалко. Новый Бог будет, конечно, непредвиденным. Нежданно-негаданным. Выскочит очень страшным. В перьях или шубе? Фаллическим? вагинальным? смешанно-андрогенным? порнографическим? ученическим, как десятилетняя кукла? Скорее всего - попсово-придурочным, как все прошлые Боги, но с учетом новой тоски и high-тек достижений. К нему логически не приноровишься, не приспособишься. Но ясно, что новая маска Бога будет внеевропейской. Европа его не сразу примет.