Читать книгу - "Кровоточащий город - Алекс Престон"

Отправляясь на ланч, мы старались выбирать маршруты в обход неизменно многолюдной Беркли-стрит. Возвращаясь домой, я делал крюк через Шеперд-маркет и шел к автобусной остановке на Пиккадилли. Мы избегали билбордов, держались подальше от перекрестков, чтобы не видеть афиш с кричащими заголовками вроде «Кровавая драма Сити» или «Мясорубка на рынке — последние новости». Натыкаясь на оставленные кем-то газеты, «Метро» или «Ивнинг стандард», мы сразу отправляли их в мусорную корзину. Но паника была уже повсюду. Включая по утрам радио, я узнавал об очередных потрясениях на восточных биржах. В путаных объяснениях комментаторов — всегда одних и тех же сладкоголосых экономистов из малоизвестных брокерских контор — причудливо мешались наигранная бодрость, неоправданный оптимизм и откровенный страх. Ведущие новостных выпусков безжалостно пытали ничего не соображающих политиков, и я, слушая их, радовался, что не купил телевизор. Когда таксисты по дороге в Сити заводили разговоры о курсах акций, я отключал интерком и изображал громкий разговор по телефону.

В субботу первого уик-энда после возвращения председателя я проснулся довольно рано и пешком отправился к Мэдисон, снимавшей квартиру на Глостер-роуд, в многоэтажном современном здании из светлого кирпича, стоявшем в глубине квартала. Я позвонил и поднялся по ступенькам в коридор, чем-то напоминавший отель: бордовый ковер на полу, газеты под дверью. С собой у меня были данные по компаниям из портфеля Янниса, сведения по некоторым из заключенных им сомнительных сделок, кофе из «Старбакса». Мэдисон встретила меня в коричневом спортивном костюме, коричневых кожаных туфельках и строгой розовой рубашке. Она была без очков и, судя по всему, только что из душа, и я оказался в облаке лимонного аромата. Мы обнялись, и я, уткнувшись ей в шею, с удовольствием вдохнул этот чудесный запах. Выплеснувшаяся из пластиковых стаканчиков кофейная пена лениво осела на ковре.

Квартирка была маленькая и очень современная, нашпигованная дорогими электронными штучками: огромный телевизор, блестящая хромированная кофеварка. Мебель, тоже современная, вызывала какое-то печальное ощущение, словно ее привезли из дома, где кого-то постигла преждевременная смерть, или из обанкротившейся компании. Обтянутая светло-коричневой замшей Г-образная софа с аккуратно разложенными подушечками выглядела так, будто на нее давно уже никто не ложился. Перед телевизором стояло кресло, но потертость на ковре наводила на мысль, что хозяйка предпочитает сидеть на полу, как ребенок, подтянув к груди колени. Получив разрешение воспользоваться туалетом, я попал в ванную с дорогой фирменной косметикой, духами, большими бутылками шампуня. Потом мы сидели за стеклянным столиком у окна и смотрели, как солнце пытается пробиться через плотную пелену облаков.

Мы работали весь день с короткими перерывами. Стоя с сигаретой у окна, я видел прохаживающихся внизу туристов и думал о том, что эта часть Лондона, с многочисленными отелями, съемными квартирами для иностранных рабочих и таунхаусами сельской знати, не имеет собственного лица, лишена характера и в значительной мере эфемерна и иллюзорна. Солнце прорвалось-таки сквозь дымку облаков, но уже далеко на западе, когда мы закончили наконец тяжелый, кропотливый анализ. Мэдисон повернулась ко мне. Глаза у нее покраснели от долгого чтения и контактных линз, которыми она пользовалась лишь от случая к случаю. Я улыбнулся и положил руку ей на плечо. Она машинально сбросила ее и тут же, смягчившись, опустила свою поверх моей. Я заговорил — негромко, чтобы не спугнуть воцарившуюся в комнате тишину:

— Мы с Яннисом условились сегодня вечером встретиться.

Я позвонил Яннису в пятницу после работы и с удивлением узнал, что его выставили из офиса без объяснений, в сопровождении двух охранников, с вещами, собранными в мешки для мусора. «Меня называют аферистом, — со смешком сказал он. — Беспокоятся, что об этой истории пронюхает пресса. Обещали дать рекомендацию, если я буду держать рот на замке».

Выслушав, Мэдисон как-то странно взглянула на меня из-под ресниц и моргнула.

— Как ты можешь видеться с ним? После всего, что он сделал. После всех этих неприятностей. Я бы даже смотреть на него не смогла, тем более что мне еще и разбираться во всей этой путанице.

— Знаешь, я не виню Янниса. Он считал, что понимает правила. И поступал соответственно. Одно лишь упустил из виду: главное — чтобы тебя не поймали. Яннис хорошо все прятал. Думал, что прорвется, переживет нынешний спад без больших потерь. Не исключаю, что он был прав. Все эти ходы с субстандартными операциями выглядят сомнительно, похоже, там действительно могут быть убытки. А вот с остальным, на мой взгляд, больших проблем быть не должно. Неплохие, я бы даже сказал хорошие, инвестиции. Да, Яннис манипулировал ценами, ну и что с того? На этом рынке цена — всего лишь «утка». Ставишь ты что-то по девяносто, семьдесят или пятьдесят, это никак не меняет того факта, что рынки перестали работать. Никто не покупает, никто не продает, никто не дает взаймы. Система рухнула, а мы беспокоимся из-за какой-то цены. Даже смешно. Я еще больший идиот, потому что работаю так, как будто ничего не изменилось, работаю по устаревшим правилам. Я похож на того мультяшного персонажа, Уайла И. Койота, который бежит по краю каньона, изо всех сил стараясь не смотреть вниз.

Наверно, мой ответ ей не понравился. Мэдисон поднялась, потянулась у окна, вздохнула.

В тот вечер мы оба чувствовали себя неловко в присутствии друг друга. Мы с трудом подбирали подходящие слова и подолгу, так что губы деревенели, молчали. Постепенно смеркалось. Мэдисон достала из маленького футуристичного холодильника два пива. Когда я уходил, она так и осталась у окна, с пивом в руке, на фоне хрупкого электрического вечера. Выйдя на Глостер-роуд, я посмотрел вверх и нашел ее окно и даже разглядел саму Мэдисон, одинокий силуэт, смягченный повисшей в воздухе дымкой копоти. Я помахал ей рукой, но она не заметила, и я спустился в метро и сел на поезд до Фулхэма.

Стоя на почти пустой пересадочной станции в темном, жарком туннеле, продуваемом сухим ветром, я думал о ней. О ее одиноком существовании, без друзей, без каких-либо интересов, кроме работы. Достойна ли Мэдисон большего сочувствия, чем трейдеры, культивирующие всевозможные увлечения — вроде горного велосипеда, или кайтинга, или, может, моторок — с тем же маниакальным драйвом, с каким предаются работе? Бывая по делам в больших банках Сити, я с интересом поглядывал на рабочие места трейдеров и неизменно отмечал, как стараются они выделиться, утвердить свою индивидуальность. Фотография непримечательной девушки в серебряной рамке, журнал «Экстрим спортс», оставленные на видном месте альпинистские кошки или тарелка-мишень. Возможно, Мэдисон сделала верный выбор: научись ценить работу превыше всего — и тогда свободного времени уже не останется, не надо придумывать, чем занять выходные и праздники, не надо искать опасных приключений, что ненадолго заполняют адреналином вакуум жизни.

Энцо и Яннис ждали меня в пабе на Фулхэм-Бродвее. Завсегдатаями здесь были мужчины в рубашках с вышитой эмблемой Георгиевского креста, женщины с кислыми лицами и шумная ребятня, уплетающая куриные наггетсы и жирные чипсы. Похожих пабов я видел немало вдоль дороги от Уэртинга; само заведение, как и его клиенты, словно переместились из чахнущего провинциального городка в богатый западный Лондон. Мой выбор места встречи, похоже, слегка шокировал Энцо, а вот Яннис оглядывал помещение и публику с интересом, принюхиваясь к непонятным запахам. Мы устроились за столиком и еще несколько минут досматривали концовку футбольного матча, в котором одна команда решительностью и доблестью уравновешивала превосходство в классе своего континентального оппонента. Хозяин паба болел за проигрывающую сторону и, перегнувшись через стойку, с кружкой в руке, поносил соперников, судью и всех, кто по неосторожности подходил слишком близко к экрану. После финального свистка бедолага обхватил голову руками и медленно скрылся за баром.